– Будь осторожен, – сказала Шаллан, перепрыгнув через упавшее бревно. – Это почти похоже на улыбку, и, могу поклясться, чуть раньше утром ты казался веселее. Ну, скорее более довольным. Так или иначе, если твое настроение улучшится, все разнообразие нашего путешествия разрушится.
– Разнообразие?
– Да. Если мы оба будем милы, пропадет все очарование. Понимаешь, большое искусство – вопрос контраста. Нечто светлое и нечто темное. Счастливая, улыбающаяся, лучезарная леди и темный, угрюмый, зловонный мостовик.
– Но ведь... – Он остановился. – Зловонный?
– Истинный мастер, рисуя картину, изображает героя с характерным для него контрастом – сильного, но с некоторой ранимостью, чтобы зритель мог сопоставить себя с ним. Ты со своими маленькими проблемами можешь создать разительный контраст.
– Как вообще можно передать в рисунке что-то подобное? – нахмурился Каладин. – Кроме того, я не зловонный.
– О, значит тебе уже лучше? Ура!
Он ошарашенно уставился на нее.
– Замешательство, – произнесла Шаллан. – Я любезно приму его как знак того, что ты поражен, насколько забавной я могу быть в столь ранний час.
Она заговорщически наклонилась и прошептала:
– На самом деле, я не очень остроумна. Просто, так уж вышло, ты туповат, поэтому тебе кажется, что я не лезу за словом в карман. Контраст, помнишь?
Шаллан улыбнулась и продолжила шагать, напевая себе под нос. Вообще-то, день стал казаться намного лучше. И почему раньше она была в плохом настроении?
Каладин побежал трусцой, догоняя ее.
– Шторма, женщина, – сказал он. – Я не знаю, как с вами быть.
– Желательно не превращать меня в труп.
– Я удивлен, что кто-то не сделал этого раньше. – Он покачал головой. – Ответьте честно, почему вы здесь?
– Ну, тот мост обрушился, и я упала...
Каладин глубоко вздохнул.
– Прости, – извинилась Шаллан. – Что-то в тебе провоцирует меня на ядовитые шпильки в твой адрес, мостовичок. Даже утром. Так почему же я приехала сюда? В первую очередь ты имеешь в виду Разрушенные равнины?
Он кивнул. В юноше чувствовалась какая-то грубая красота, похожая на красоту природных скальных образований, в противоположность прекрасной скульптуре, какой был Адолин.
Но ее пугала страстная натура Каладина. Он напоминал человека, который постоянно стискивал зубы, человека, который не мог позволить ни себе, ни кому-то другому просто присесть и хорошенько отдохнуть.
– Я приехала сюда из-за исследования Джасны Холин. Научные труды, которые она оставила, не должны быть заброшены.
– А Адолин?
– Адолин стал приятным сюрпризом.
Они прошли мимо стены, полностью покрытой устилающими ее лозами, укоренившимися чуть выше, в расколотой части скалы. Лозы извивались и втягивались по мере движения Шаллан.
«Очень быстро реагируют, – отметила она. – Быстрее, чем большинство».
Местные лозы были полной противоположностью тех, что росли в саду у нее дома. Те растения долгое время находились под защитой. Шаллан попыталась схватить одну лозу, чтобы отрезать, но та двигалась слишком быстро.
Проклятие! Ей нужен был лишь кусочек, чтобы по возвращении она могла вырастить лозу для экспериментов. Наползающая темнота отступала, когда она притворялась, что находится здесь ради изучения и классификации новых видов растений. Шаллан услышала, как Узор тихонько зажужжал на подоле, как будто понял, что она делала, отвлекаясь от затруднительного положения и опасности. Шаллан шлепнула по нему. Что подумает мостовик, если услышит, что ее одежда жужжит?
– Одну секунду, – сказала она, наконец схватив одну из лоз. Каладин наблюдал, опираясь о копье, как девушка вынула из сумки маленький нож и отрезала им кончик лозы.
– Исследование Джасны, – проговорил он. – Оно ведь имело какое-то отношение к постройкам, скрытым здесь под крэмом?
– С чего ты взял? – Шаллан убрала верхушку лозы в пустую банку из-под чернил, которую хранила для образцов.
– Вы приложили слишком много усилий, чтобы выбраться сюда. Якобы ради исследований куколки скального демона. Даже мертвой. Должно быть что-то еще.
– По всей видимости, ты не понимаешь дотошный характер научных исследований. – Шаллан потрясла баночкой.
Каладин фыркнул.
– Если бы вы действительно хотели увидеть куколку, то просто заставили бы притащить одну из них. Есть салазки для раненых, которые тянут чуллы, можно было воспользоваться ими. Никакой нужды лично проделывать весь путь.
Проклятие! Железный довод! Хорошо, что Адолин об этом не подумал. Принц прекрасен, и он, конечно, вовсе не глуп, но в то же время... мыслит прямолинейно.
Этот мостовик показал себя совсем другим человеком. То, как он наблюдал за ней, как думал...
«Даже то, как он говорил», – осознала Шаллан.
Он говорил как образованный светлоглазый. Но что насчет рабских меток на лбу? Волосы мешали рассмотреть, но, кажется, одна из меток – шаш.
Возможно, ей стоило потратить столько же времени, задаваясь вопросами о его мотивах, сколько он, очевидно, провел, выясняя ее замыслы.