Слова сияния

– Он до нелепости мелкий, – уточнил Зейхел. – Как бесконечный залив, едва ли фут глубиной. Теплая вода. Слабый бриз. Напоминает мне о доме. Не то что это промозглое, покинутое богами место.

– Так почему вы здесь, а не там?

– Потому что я не выношу, когда что-то напоминает мне о доме, идиот.

Вот как.

– Тогда почему мы говорим о нем?

– Потому что тебе стало интересно, зачем мы устроили внизу наше собственное маленькое Чистозеро.

– Правда?

– Конечно правда, проклятый мальчишка. Теперь я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что подобный вопрос тебя заинтересует. Ты мыслишь не как копейщик.

– Копейщики не проявляют любопытство?

– Нет. Иначе их убивают или они начинают демонстрировать своим командирам, насколько умны. И тогда их отправляют туда, где от них больше пользы.

Каладин выгнул бровь, ожидая более подробных объяснений. В конце концов он вздохнул и спросил:

– Зачем вы устроили запруду во дворе?

– А ты как думаешь?

– У вас дар раздражать окружающих, Зейхел. Никогда не задумывались об этом?

– Конечно.

Ардент глотнул хону.

– Полагаю, – произнес Каладин, – что вы заблокировали вход на полигон, чтобы дождь не смыл песок.

– Превосходное умозаключение, – ответил Зейхел. – Как свежая синяя краска на стене.

– Что бы это ни значило, вопрос в том, зачем оставлять песок во дворе? Почему бы просто не убрать его, как вы всегда делаете перед сверхштормом?

– А ты знаешь, – спросил Зейхел, – что дожди во время Плача не содержат крэма?

– Я...

Знал ли он? Какая вообще разница?

– Это хорошо еще и потому, – продолжил Зейхел, – что иначе весь наш лагерь покрылся бы той дрянью. Так или иначе, такой дождь, как сегодняшний, отлично подходит для мытья.

– Вы пытаетесь сказать мне, что превратили двор полигона в ванну?

– В точку.

– Вы там моетесь?

– А как же. Не мы сами, конечно.

– Тогда кто?

– Песок.

Каладин нахмурился и посмотрел через край крыши на бассейн внизу.

– Каждый день, – сказал Зейхел, – мы спускаемся туда и хорошенько его взбалтываем. Песок оседает на дно, а весь мусор всплывает, и его уносит мелкими дождевыми потоками прочь из лагеря. Задумывался ли ты когда-нибудь, что и песок нужно мыть?

– Вообще-то нет.

– Так вот, это необходимо. После того, как в течение целого года его попирают вонючие ноги мостовиков и не менее вонючие, но гораздо более благородные ноги светлоглазых, после того, как в течение целого года люди вроде меня роняют на него еду или животные временами устраивают там отхожее место, песок нуждается в чистке.

– Почему мы говорим о песке?

– Потому что это важно, – проворчал Зейхел, прикладываясь к бутылке. – Вроде того. Не знаю. Ты пришел ко мне, мальчик, и прервал мои каникулы. А значит, тебе придется выслушать всю мою чепуху.

– Вам полагается изрекать всякие мудрости.

– Разве ты пропустил слова насчет каникул?

Каладин продолжал стоять под дождем.

– Вы знаете, где королевский Шут?

– Тот дурак, Даст? К счастью, не здесь. А почему ты спрашиваешь?

Каладину нужно было с кем-то поговорить, и он провел большую часть дня в поисках Шута. Найти его не удалось, так что Каладин сдался и наконец купил уту у одинокого уличного торговца.

На вкус она оказалась отличной, но настроение не улучшилось.

В конце концов он отчаялся разыскать Шута и пришел к Зейхелу. Судя по всему, совершив ошибку. Каладин вздохнул и направился обратно к ступеням.

– Что ты хотел? – позвал его Зейхел. Он приоткрыл один глаз и смотрел на Каладина.

– Вам приходилось когда-либо делать выбор между двумя одинаково неприятными вещами?

– Каждый день я выбираю продолжать дышать.

– Меня беспокоит, что может произойти нечто ужасное, – сказал Каладин. – Я могу предотвратить кошмар... Но, возможно, всем будет лучше, если он действительно случится.

– Вот как.

– Дадите совет?

– Выбирай тот вариант, – ответил Зейхел, взбивая подушку, – который позволит тебе спокойнее спать по ночам. – Старый ардент закрыл глаза и откинулся на спину. – Хотелось бы и мне поступить так же.

Каладин продолжил спускаться по ступеням. Внизу он не стал раскрывать зонт, так как уже полностью вымок. Порывшись в боковых помещениях полигона, он вытащил копье – настоящее, не учебное – отставил в сторону костыль и захромал по воде.

Закрыв глаза, он принял стойку копейщика. По-прежнему лил дождь. От поверхности бассейна отскакивали брызги, мокла крыша, капли падали на дорожки улиц. Каладин чувствовал себя опустошенным, будто из него выпили всю кровь. Из-за окружающей мглы хотелось забиться куда-нибудь в уголок.

Но он начал танцевать под дождем, перетекая из одной копейной стойки в другую и изо всех сил стараясь не опираться на раненую ногу. Вокруг поднимались брызги. В привычных позициях он искал покой и цель.

Но не нашел ни того, ни другого.

Равновесие постоянно нарушалось, в ноге вспыхивала боль. Дождь не помогал, а только раздражал. Что еще хуже, не дул ветер. Воздух застыл неподвижно.

Каладин запутался в собственных ногах, неуклюже взмахнул копьем и выронил его. Копье перевернулось и плюхнулось в воду. Поднимая его, Каладин заметил, что арденты наблюдают за ним взглядами, выражающими что угодно от замешательства до веселья.