Приходилось ли вам, христиане, когда–нибудь видеть небольшую лодку среди обширного моря, вдали от берега, с неопытными и беспомощными пловцами, обуреваемую сильнейшими противными ветрами? Яростные волны бросаются на нее со всех сторон, и она погружается в пучину… Теперь представьте себе, что вы видите единственного Сына Пресвятой Девы в кровавом море жесточайших страданий, вдали от объятий возлюбленной Матери, оставленного безначальным Отцом, отдавшим Его на страдания — одного, без всякой помощи и участия покинувших и разбежавшихся учеников!.. Однако — нет! Вот является один ученик, с толпой воинов и слуг, с оружием, факелами, фонарями… Я вижу, как он приближается, обнимает, целует Его… В добрый час пришел ты, друже и верный учениче, утешить огорченного Учителя, побыть с Ним! Скажи же нам, с какой доброй вестью пришел ты со двора архиереев? Может быть, ты убедил их оставить в покое Богочеловека, Который не подал им никакого соблазна, напротив — оказал всему народу иерусалимскому тысячи благодеяний? Не проведал ли ты о каком–нибудь злодейском умысле с их стороны, и теперь привел с собой большой отряд для Его охраны? Что же ты не отвечаешь? Постой, дай–ка мне получше всмотреться в тебя… Ах! Да ведь это — Иуда предатель, апостол–изменник, ученик лукавый! Так это ты лобзаешь Его для предательства?! О, страшная неблагодарность Иуды! О, неизреченное страдание Христа!.. Говорят, когда Юлий Цезарь, окруженный убийцами в сенате, увидел среди них Брута, которого любил как сына, он воскликнул: «И ты, чадо мое?!» И тотчас закрыл лицо свое мантией, чтобы не видеть столь ужасного вероломства, которое заставило его содрогнуться больше самой смерти. Какую же скорбь причинило Иисусу появление Иуды предателя? И ты, чадо Мое… И ты, ученик Мой?! И ты, Мой апостол, в сообществе с врагами Моими? Ты служишь им охраной, взяв на себя предательство? «Иудо, лобзанием ли Сына Человеческаго предаеши?» (Лк. 22:48) И в этом ужасном вероломстве — сколько уничижения предаваемому учителю! Были предаваемы и продаваемы и другие, но так, как предан и продан был Христос, никто другой! Брут предал Цезаря, но под предлогом освобождения отечества. Продали братья Иосифа, но для того, чтобы избавить его от смерти (см.: Быт. 37:26–27). Иуда предал Христа на смерть — «Сын Человеческий предан будет на пропятие» (Мф. 26:2). Его признают Сыном Божиим — пусть так! Придет время, когда откроется Его слава! Так пусть признают за Ним хотя бы права Сына Человеческого! Но нет, с Ним поступают, как с бессловесным, как с агнцем, обреченным на заклание!
Его крови жаждут архиереи и старцы и весь синедрион, собравшийся в доме Анны и Каиафы, куда вся «спира» привлекла и поставила на суд Иисуса. Судьи — враги, лживые свидетели, какого решения ждать от вас? «Повинен есть смерти» (Мф. 26:66). Повинен смерти? Так пусть примет смерть! Но зачем же плевать Ему в лицо, зачем заушать и бить Его? Зачем надругаться над Ним и, закрывая очи, с приправой злых издевательств при каждом ударе святотатственной руки, спрашивать Его: «Прорцы, кто есть ударей Тя?» (Лк. 22:64). Постойте, постойте, дерзкие слуги! Дайте и мне его спросить: «Иисусе мой, Избавителю мой, Ты доселе еще терпишь поругания? Доселе еще, под покровом веры, как бы закрыв руками светлый лик Твой, оскорбляют Тебя? (Разумеются христиане, которые, нося звание православных христиан, ведут нехристианский образ жизни.) «Прорцы» нам, «кто есть ударей Тя? Прорцы нам», кто наносит Тебе удары без числа? Еврей? Еретик? Православный христианин? «Прорцы» нам, чья рука чаще других поражает Тебя, иудея–слуги, еретика или православного христианина? «Прорцы» нам, кто больнее бьет Тебя, блазнитель какой из духовных, нечестивый или мирянин, блудница, потерявшая стыд, или молодой прелюбодей, судья неправедный или алчный корыстолюбец, кровожадный убийца или хищный грабитель? Прорцы нам, что больше огорчает Тебя — удары иудеев или пороки христиан?» Но ныне мой Иисус не проповедует более, Он безмолвствует, «яко агнец… безгласен», по слову Исаии (53:7).
Не желаете ли, чтобы я вместо Него прорек вам? Несравненно больнее Ему бесчисленных ударов слуг архиерейских те три удара, которые нанес Ему ученик Его своим троекратным отречением: «Не знаю человека» (Мф. 26:72). Камень веры соделался камнем преткновения… Единственный камень, который распался еще раньше смерти Христовой, при троекратном отречении от Христа. Но ведь он сокрушился для раскаяния, чтобы затем исповедать Учителя. Некогда в пустыне жезл Моисея поразил камень; этот камень сокрушен взором Христа, но из того камня истекла вода, сладкая как мед, а теперь льются горькие слезы… «Изшед вон плакася горько» (Мф. 26:75). Надлежит тебе, Петр, проливать безутешные слезы, но блажен ты, что так скоро раскаялся в совсем отречении. На один час ты согрешил — и всю жизнь оплакивал свой грех! О горе нам! Мы так скоры на всякий грех — и так медленны на раскаяние! Мы всю жизнь проводим в грехах — и не хотим плакать о них хотя бы один час!