Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ)

Хлау свернул на предложенную дорожку. Принялся рассказывать на ходу; скоро очутились возле крыльца Кайе. Напрямик через сад — и будут покои женщин. Хоть еще не все рассказал, шагнул было вперед.

— Погоди, — юноша удержал за локоть. — Здесь договаривай. Я не побегу за тобой туда.

— А что еще говорить? Они обнаглели совсем. Будто с цепи сорвались, отказываются рассчитываться по старому.

Он взад и вперед заходил по дорожке, мимо широких ступеней крыльца.

— По мне так пусть катятся в самое жерло вулкана, но, Бездна, чего они добиваются? Ссоры? — рубящий жест: — Дети червей! Зачем — и почему именно сейчас? Может быть, дед твой все растолкует, и…

Прекрасная выучка синта — руку отдернуть успел, когда острые ногти впились в кожу. Совсем звериные сейчас глаза смотрели в упор. Тихое шипение — тоже звериное.

— Ты что?!

— Я… — Кайе выдохнул, пытаясь придти в себя. Отдернул руку. Прижал ладонь к губам, замер. Хлау счел за лучшее прервать рассказ и уйти. Не туда, куда собирался.

— Али, мне нужно поговорить.

Къятта вскинул голову, потом встал — больно уж встревоженным выглядел Хлау.

— Что случилось?

— Погляди, — протянул руку. На предплечье еще не засохла кровь — четыре отметины от острых ногтей.

— Что это? — подбородком указал на отметины, ответ уже зная.

— Мы просто разговаривали. Он был… таким, как всегда. Вроде спокойным, больше того — веселым. Сам предложил идти с ним, поговорить. Через его крыло… А тут… могли быть и следы зубов, если бы я не отдернул руку вовремя.

— Тебя напугали эти царапины? — спросил нарочито небрежным тоном. — Я думал о тебе лучше…

— Али, ты понимаешь меня.

Къятта ощутил мгновенное желание придушить одного из вернейших людей Рода. Сдержался, ничем не выдав себя — Хлау не виноват. Малыш хорошо усвоил урок… он не смеет перекинуться, но зверь рвется наружу.

— Понимаю… Расскажи все, как было.

Встал, разглядывая алые следы на руке Хлау. Просто так — надо же куда-то смотреть. А помощник рассказывал скупо, но обстоятельно, не меняя тона, будто произошло нечто само собой разумеющееся.

— Почему, али? Он с детства привык, что я рядом. Что я сделал не так?

— Вы находились на его территории. Ты… стоило держаться спокойней. Резкие движения раздражают зверя.

— Да, он смотрел так, словно вот-вот перекинется. Нет, хуже. Никогда не видел у него таких глаз — в этом обличьи.

— Мог, да… — Къятта сжал зубы. — Мог… Скажи, ты бы справился со взрослым энихи?

— У меня при себе был чекели. Али… ты знаешь, что я могу.

Резкое лицо застывает, как маска.

— Ну конечно. Иди.

Хлау остановился на пороге:

— Али, раньше он не был настолько опасен для обитателей этого дома. И… он понимал, что он человек. Сейчас ему приходится напоминать.

Къятта шагнул к нему:

— А если бы тебя… выжигало изнутри, ты что бы попробовал? Плести венки из колокольчиков? Спасибо скажи, что он уходит под шкуру зверя — а не убивает Огнем!

— Али, тогда его уничтожили бы, — Хлау взгляда не отводил. — Чтобы сохранить Асталу…

— Что посоветуешь? — спросил тот более мирно.

— Он весь в себе. Был открытым ребенком, а сейчас — не прорвешься. Никто не нужен. Пока он еще владеет собой. Дай ему… нечто новое, с чем он справится даже сейчас. Я не знаю, что — но только без крови. Игру, игрушку, дело… и держи в руке при этом. И ради всего святого, не оставляй одного.

Откинул полог, уже с той стороны произнес:

— Я ведь тоже… не хочу ему ничего дурного.

Опустить веки — и думать. Сумерки, быстрые и настойчивые, будто юность. И так же быстро сменяются тьмой.

…Если братишке плохо, не будет никому хорошо на расстоянии полета стрелы… разве что отпустить его. Это опасно, мало ли что взбредет ему в голову. Но иначе и страх, и боль, и ярость, или что там еще, он выместит на других. И самое худшее — осознает потом, что позволено все.

Не раз ловил себя на том, что все чаще вспоминает его ребенком. Невозможный, порой впадающий в бешенство, порой — в шальное веселье… и первое ныне — все чаще, а от второго остались крохи.

Тот, полукровка, унес с собой его детство. Даже там, на реке Иска, брат оставался мальчишкой. Он был способен радоваться полету бабочки… а сейчас радость у него вызывает только осознание первенства.

— Ты растил из него оружие, — сказал Нъенна позже, узнав, что случилось — и что сказал Хлау. — Не думаешь, что пришло время его использовать? Пока он еще слушается руки?

И в тот же день Натиу, мать Кайе, принялась готовить самые могущественные зелья, чтобы уйти в сон и оттуда помочь младшему сыну. Или хотя бы попробовать.

**

Лес

Умеющие лечить — урши. Их почитали всюду. Но этот пугался знаков почтения, говорил, что лечит плохо и долго. Седой смирился с этим — значит, в себя не верит. Но все равно у его шалаша вешали связки ягод, перьев и трав.

Дожди закончились.

После дождей уже не первый оползень случился — но раньше все на другой стороне, и ниже. А тут вроде прочно камни лежали — Седой хорошо выбрал место.