Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ)

— Всё, хватит! — отвлек внимание брата брошенным в сторону ножом, а сам метнулся за спину и цепко ухватил его за руки сзади. Дышать было тяжко и горячо, но об этом потом. Ступал на едва видимую тропинку, а младшего протащил через кусты, не заботясь, каково ему. Переживет. Тот пытался вывернуться, но не мог; еще раз несколько раз попробовал нанести удар Силой своей, но что-то, видно, еще соображал — поджечь кусты и сейчас не решился, оба сгорят. Бил прицельно по Къятте, желая сердце остановить, только сосредоточиться на сей раз не мог — то ветка чуть в глаз не попала, то шипы полоснули по шее.

И все же Къятта едва сумел отразить удары. В эти мгновения брата он ненавидел. Оказавшись возле ручья, бросил того в воду, лицом в глубокую выемку, и так держал изо всех сил, пока тело под ним не перестало выворачиваться, после и вздрагивать; не до атак, когда умираешь. Затем поднял, положил на колено, нажал на спину, выталкивая воду. Потом еще и еще. Наконец мальчишка закашлял, выплеснул воду из легких. Пальцы пару раз слабо царапнули землю, застыли.

— Честное слово, я буду так делать, если продолжишь сходить с ума, — сказал Къятта очень устало. Пальцы скользнули в густые короткие волосы, сухие лишь на затылке. Поглаживали голову, шею, прошлись вдоль всего позвоночника, пока младший наконец не зашевелился. Кашлянув еще пару раз, перетек на землю, свернулся на боку, бесцветный и тихий, похожий на уголь, который опустили в воду, а потом выбросили.

Еще бы Къятту самого не трясло, а так почти все в порядке. Но младший сейчас был важнее. Знал, как можно привести его в чувство; когда через час вернулись, для спутников был уже не опасен. Как раз успели — обоих уже собирались разыскивать.

Дорога обратно — длинна, а грис легко переступают раздвоенными копытами. Им все равно, кого ни везти. Даже энихи-оборотня — не чуют, глупые твари.

— Тебе придется давать объяснения. Я за тебя говорить не смогу. Без Совета здесь не обойдется, но прежде всего с тебя спросит дед.

— Скажу что-нибудь всем им, — угрюмо отозвался Кайе. Учащенное дыхание, лицо повернуто в сторону. Оставшийся путь молчал, становясь то белым, то пунцовым — страх боролся в нем с яростной гордостью. Мальчишка не опускал головы, не просил старшего о поддержке. Къятта наблюдал за братом удовлетворенно: отлично держится. Любовался им — тугие мышцы перекатываются под кожей, сама кожа упругая и золотится от солнечных бликов. Тело еще мальчишески легкое, но уже сильное. Он будет хорош…

Ахатта, узнав обо всем, никак не выразил своих чувств, лишь велел мальчишке следовать за собой. Сразу, не дав отдохнуть с долгой дороги.

Сел в любимое кресло — внук остался стоять, хоть никто не запрещал ему сесть, в свою очередь. Рассматривал лицо внука, подмечая каждую мелочь, стараясь почувствовать, что испытывает он сейчас. Глаза подростка покраснели от усталости, но подбородок упрямо вздернут. Стоит внешне свободно; только расслабленности в нем не больше, чем в висящем на скале человеке, который едва держится, пытаясь не сорваться.

— Сядь, — голос деда был ласков, лицо приветливо. — Устал?

— Нет, таньи.

— Врешь. Дорога никого не жалеет. Ничего. Возьми, съешь, — указал на блюдо с сочными плодами тамаль и виноградом.

— Не хочу.

— Разумеется, не заставляю. Я хотел бы поговорить с тобой. Можешь сейчас? Или хочешь отоспаться сначала?

— Да, дедушка, я могу, — голос чуть не подвел его. Кайе тронул языком вмиг пересохшие губы. Дед посмотрел ласково:

— Расскажи мне подробно, как это было.

Рассказал. Коротко, несмотря на повеление — не умел плести ажурную бахрому из слов. И оправдываться не умел.

Ахатта поигрывал шариками винограда, не сводя взгляда с внука.

— Нъенна мог бы не слушать тебя и не давать говорить. Как бы ты тогда поступил?

— Как считаю нужным. Это наша земля и наше золото.

— Считаешь, пара корзин так дорого стоят? У твоей сестры украшений больше.

— Они пришли красть на наши земли. Если это позволить, в другой раз возьмут всё.

Против ожиданий Кайе, Ахатта не сказал ни слова укора. Спросил:

— Теперь попробуй подумать, что с этого случая имеют север и юг. Сможешь?

— Смогу, — угрюмо отозвался подросток. — Они потребуют платы за это дело. Даже если сгорели и правда… бродяги.

— И что будет этой платой?

— Не знаю. Может, золото, или земля.

— И что же?

Мальчишка стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев:

— А мы своего не отдадим.

— И только то? — удивленно-добродушный тон деда был как пощечина для подростка. Чуть хриплым голосом он сказал:

— Или они могут потребовать… выдать меня. Если узнают, кто это сделал.

— А они узнают?

— Да. Это же крысы, и даже в Астале у них…

— Довольно, про крыс ты наслушался от Къятты. В остальном… Сам додумался?

— У меня было время.

— Очень хорошо, малыш, — в глубоком голосе звучала ласка. — Ты умеешь думать. Хотя и чуть позже, чем надо.

Дед подошел вплотную, склонился к подростку. Заговорил все еще ласково, но голос его опалял. Тяжесть навалилась на мальчишку, капли выступили на лбу.