Словарь для Ники

…В Москве я подвесил створку поверх ковра над моей тахтой.

Утром, когда лучи солнца попадают на её поверхность, я порой думаю о корабле, на котором она плыла в Грецию из южных морей. О том, как до этого шествовал по дну среди водорослей и рыб моллюск со сказочным домиком на спине. Странно волнует судьба второй створки.

РАСТЕНИЯ.

Среди живущих вместе с нашей семвей сотней тропических растений недавно появилось ещё одно   —   мимоза стыдливая.

Оченв нежная. Два тонких стебелька с перистыми листиками на ещё более тоненьких веточках. Если чуть дотронешься пальцами или только подуешь, листочки испуганно сворачиваются. Минут через пятнадцать снова распрямляются. Словно говорят: «Не трогай меня. Дай спокойно расти».

Когда жизнь, что называется, «достаёт», когда побаливает голова, не работается, возьмёшь лейку, польёшь своих зелёных друзей   —   и вот, будто кто‑то подсказал, строки ложатся на бумагу, забыта головная боль.

Они, растения, меня безусловно чувствуют. Каким образом   —   не знаю. Захватывающая тайна.

Я себя не умею лечить. Они меня   —   могут.

Зато заранее угадываю, какое готовится к цветению, какое нуждается в пересадке, подкормке удобрением.

Не обижайся, мимоза стыдливая, я тебя больше не трону.

РОДНИК.

Я брёл по зелёному взгорку над диким галечным пляжем, когда среди редкой травы блеснуло блюдечко воды. Она вздрагивала. Со дна поднимались и опадали фонтанчики золотистых песчинок.

Я зачерпнул пригоршней воду и попробовал её на вкус. Она была пресная, вкусная.

Это был родник. Его, казалось бы, лишённая смысла жизнь, как жизнь и смерть маленького ребёнка, поразила меня.

Тонкий ручеёк стекал из родника по склону вниз, на галечный пляж. И тут же исчезал в солёных водах Тихого океана.

С

САМОЛЕТ.

Восходящий месяц был ниже меня. Кругом, не моргая, сияли звезды.

Озирая ночное небо, я с благодарностью думал о пилотах, штурмане и бортинженере, усадивших меня на сплетённое из ремней запасное сиденье.

Сплошь застеклённая пилотская кабина создавала ощущение слитности с вечностью, с космосом.

И ещё я думал о великом изобретателе и художнике Леонардо да Винчи. О его манускриптах с записями и чертежами, воплощающими извечную мечту людей о воздухоплавании.

Ему, а не мне по праву следовало бы находиться здесь.

СВОБОДА.

То, что я сейчас напишу, возможно, возмутит некоторых моих читателей.

Я всегда чувствовал себя свободным.

Да, лучшие мои книги не печатали. Да, однажды меня арестовали в аэропорту Душанбе. Да, не раз ждал обыска, и копии своих сочинений отвозил на сохранность друзьям.

Да, выдержал допросы на Лубянке.

Ну, и что? Это те, кто допрашивал меня, были несвободны от своей зарплаты, своих погон и своей неправды. Я‑то знал, что ни в чём не виноват.

Еще более весело свободен был Александр Мень.

Внутренней свободе человека не страшен никакой тоталитаризм. Можно жить в опасности, не иметь денег, голодать. Но при этом быть свободным.

СЕНА.

Стоял чудесный, тёплый сентябрь. У меня не было ни путеводителя, ни карты Парижа. Десяток дней с рассвета шлялся по городу, чувствовал его, как давнего, надёжного приятеля, который не давил красотой и величием.

Куда бы ни пошёл, рано или поздно путь выводил к набережным Сены. На фоне встающего солнца виднелись силуэты рыболовов с длинными удочками. Под знаменитыми мостами благостно шли в свои первые рейсы застеклённые прогулочные суда с туристами.

Однажды, приустав от странствий, я сидел под тентом за столиком кафе на острове Сите. Пил кофе, щурился от сверкания речной воды.

А в памяти всплывала статья, которую я когда‑то прочитал в научном журнале: на дне Сены и в её водах всегда находятся вибрионы холеры; в годы активного солнца они возбуждаются и становятся смертельно опасны.

«Ну и что?» — спросишь ты. А то, что в чистом виде счастья не бывает.

СЕРДЦЕ.

Я его видел   —   живое, человеческое. Подключенное к аппаратуре, оно лежало в раскрытой хирургом сердечной сумке, неожиданно отливающей перламутром. Как в раковине.

Неправда, будто сердце всего лишь мощный мускул, насос, гоняющий кровь. Оно безусловно является и духовным центром, о чём давным–давно догадались индусы, а также христианские мистики.

Как оно после некоторой тренировки может самостоятельно, без участия разума, молиться? Недаром говорят   —   сердечная молитва.

Именно сердцем безошибочно чувствуешь другого человека.

Как это объяснить с точки зрения физиологии?

Если сердце болит и с ним поговоришь, просто ласково, как с ребёнком, попросишь успокоиться, оно перестаёт болеть! Без всяких лекарств и операций.

Кто не верит   —   может попробовать.

СЛЕЗЫ.

Ника! Ты у нас не плакса. Веселая девочка с независимым характером. И это мне очень по нраву.

Когда пытаешься провидеть будущее своего ребёнка, поневоле думаешь о горе, обидах, несправедливостях, которые неизбежно ждут его в жизни. О слезах, которых некому будет утереть…

Как говорят, сжимается сердце, когда вижу тебя на фоне несправедливого мира, куда ты беззаботно входишь с разноцветным ранцем за спиной.