Словарь Ламприера

— Септимус! — Он подбежал к двери и рывком распахнул ее, и за ней открылась еще одна комната, но на этот раз другая, больше похожая на короткий коридор, дверь из которого вела прямо на улицу. Она была открыта настежь. Он достиг задней стороны дома. Куда, черт возьми, направлялся Септимус? В распахнутом дверном проеме абсолютно ровным полукругом кружились снежинки, перед дверью намело снежный сугроб. Ламприер увидел следы, отпечатавшиеся на ровном хрустящем насте. Они уводили вдаль через газон.

— Септимус! — окликнул он еще раз, но никто ему не ответил.

Ламприер вышел наружу и двинулся по следам. Снег скрипел под его подошвами, свет из двери больше не освещал дорогу, различать следы в потемках было трудно. Да и сами следы становились все менее четкими, и, немного пройдя, он вообще потерял их из виду. Ламприер вдруг обнаружил, что стоит посреди абсолютно ровной снежной поверхности, словно какая-то невидимая сила подняла преследуемую им добычу в воздух. Невероятно, но на снежной глади не было никаких следов. Ничего не оставалось, как вернуться, что он и сделал, но обнаружил, что задняя дверь закрыта. И заперта изнутри. Из-за нее не доносилось ни звука. Какой-нибудь старательный слуга, или, может быть, Септимус, которого он упустил где-то в бледной мгле за домом, вернулся и недоумевает, куда это он, Ламприер, подевался. Ламприер забарабанил в дверь и закричал, но кругом стояла глухая тишина. На улице было довольно холодно. Воспоминания о назначенных встречах смешались в его голове: Септимус и другие люди, Гардиан, Кастерлей… Вдруг ему показалось, хотя это было полным абсурдом, что сам дом наделен неким смутным сознанием и отвергает его, словно какое-то чужеродное тело. Но теперь он хотя бы знал, где находится: на заднем дворе. Проще всего было обойти дом вокруг и войти через парадную дверь, постучать в нее молотком. А может быть, фейерверк все еще продолжается. Тогда все вышли и стоят сейчас снаружи. Лидия, Боксер, Уолтер и остальные. Джульетта.

После того как он вернулся к закрытой двери, дом как будто погрузился в темноту, и его смутный силуэт, сливаясь с окружающим мраком, казался еще более бесформенным. Покрытые снегом лужайки уходили куда-то к снежным холмам, под которыми скрывались аккуратно подстриженные живые изгороди. Ламприер подумал, повернулся к дому правым боком и отправился в путь сквозь снежную мглу.

Когда его глаза привыкли к темноте, оказалось, что сам снег испускает очень слабый свет и каждая снежинка, запертая в своей ледяной клетке, блещет крохотной искрой. Вокруг стояла полная тишина, лишь под сапогами Ламприера скрипел снег, да ветви невидимых деревьев как будто терлись друг об друга, издавая низкий скрипучий звук. Снежная пелена окутала все кругом — лужайку, изгородь, каменные украшения, подстриженные деревья. Дорожки, обрамленные теми же высокими зарослями живой изгороди, убегали вправо и влево через каждые несколько ярдов, и Ламприер свернул на ту, которая, по его расчетам, шла параллельно стене дома. Сам дом пропал из виду.

Ночной воздух, плотный от сырости, висел между стенами изгороди. Дорожка начала уводить Ламприера по касательной от места его назначения, где теперь, казалось ему, толпились гости, подняв к небу лица, красные, синие и зеленые в свете фейерверка. Сад хранил молчание. Ламприер прислушивался, как скрипит снег под его подошвами, и временами то подпрыгивал, то выворачивал стопы, чтобы хруст изменил тональность. За ним тянулась цепочка странных, неровных следов. Ровные линии ухоженного сада постепенно делались все более прихотливыми, аккуратная изгородь — все более раскидистой. Даже снег больше не походил на ровное одеяло, а лежал какими-то складками и морщинами, сводя на нет все старания садовников, проектировщиков и прочих приверженцев веры в идеал. Маленькие снежные грядки поднимали свои змеиные головки, словно вопрошая, как единое соотносится с многообразным, и завихряясь в дикие неэвклидовы пространства.