Словарь Ламприера

— Потому что Скьюер дурак, — коротко ответил он и снова пошел вперед, ускорив шаг. Теперь Ламприер с трудом поспевал за ним.

— А Пеппард — умный клерк на службе у дурака? — Втайне Ламприер согласился с оценкой, которую Септимус дал поверенному. Впрочем, он тут же молча укорил себя за это.

— Пеппарду не повезло.

— Но все-таки — зачем его спрашивать?

— Я его ни о чем не спрашивал.

— Однако вы собирались это сделать, — настаивал Ламприер. Септимус пнул ногой какое-то невидимое препятствие у себя на пути.

— Да, собирался, — признал он. — Скьюер вообще еле понял, что имеет дело с соглашением. А Пеппард… — И он остановился.

— Пеппард — что?

— Пеппард — это мозг конторы «Чедвик, Скьюер и Соумс». По крайней мере, так говорят. Мне кажется, это правда. — Он втянул носом воздух. — Черт побери, я умираю с голода.

— Так это правда? — напомнил Ламприер.

— Да. Было время, когда Пеппард считался одним из самых знающих юристов Лондона. Ему была открыта дорога к успеху, к высоким постам, но затем разразился скандал. Это было очень давно, около двадцати лет назад.

Ламприер вспомнил сдержанность клерка, которую он принял за робость.

— Какой скандал? — спросил он с нескрываемым любопытством.

— Этого я не знаю толком, что-то со страховкой. С морской страховкой, кажется. Это было так давно! — Септимус отмахнулся от всего этого раздраженным движением руки. — Я хочу есть, — заявил он с таким видом, словно по сравнению с этой проблемой вопросы Ламприера были сущей ерундой. — Так вот, мне нужно поесть и… — Он заметил впереди на углу таверну: — … и выпить.

Ламприер почувствовал, что тоже голоден. Таверна испускала соблазнительные запахи. Септимус повернулся к своему спутнику и затараторил:

— Послушайте, я понимаю, что все это… — Он сделал широкий неопределенный жест рукой. — … вам непонятно. Если вы хотите выяснить, почему Эдмунд, то есть граф, хочет приобрести этот обрывок пергамента, почему бы вам не спросить его об этом самому? Почему бы нам не встретиться всем троим? А?

Ламприер промолчал — это предложение застало его врасплох.

— Приходите в эту субботу. Мы собираемся в «Робких ручонках» часов в восемь или около того. Придете?

— Да, приду, — поспешно согласился Ламприер.

— Отлично. Ну, а теперь можно и перекусить. Но Ламприер остался стоять на месте.

— Боюсь, у меня есть еще дела. — Эти слова ему самому показались странными.

— Дела? В таком случае придется мне есть в одиночестве. — Казалось, Септимуса это нисколько не огорчило. Он широко улыбнулся, показав зубы. — Значит, до субботы, в «Робких ручонках», — напомнил он, повернулся, помахал рукой и быстрыми шагами направился к таверне. Ламприер проследил за тем, как Септимус скрылся в дверях, затем тоже повернулся и пошел по Португал-роуд.* * *Дед Пеппарда в юности мечтал играть на сцене, а потому, естественным образом, стал барристером. Мать Пеппарда мечтала выйти замуж за поверенного, а стала женой лавочника. Разрешившись через девять месяцев после свадьбы мальчиком, она, памятуя о неудаче с браком, решила наверстать упущенное в сыне. Пеппард чертыхнулся про себя: еще одна клякса, придется переписывать документ. Мать купила собрание потрепанных томов по прецедентному праву, переплетенных в красную кожу. Пеппард читал их с жадностью. К тому времени, когда он приехал в Кембридж изучать право, он мог сдавать выпускные экзамены. Его поступление под начало мистера Чедвика было простой формальностью.

По причинам, до сих пор не понятным ему самому, его особенно привлекало торговое право. Неспособность понимать цену деньгам, преследовавшая его всю жизнь, оказалась, как ни странно, истинным кладом для его профессии. Богатые купцы и финансисты чувствовали себя в безопасности с человеком, чьи глаза не загорались, когда речь шла о суммах в тысячи фунтов стерлингов, а менее удачливые клиенты ценили то, что те же самые глаза не сощуривались презрительно, когда дело заходило о шиллингах и пенсах. Клиенты толпами прибегали к услугам Джорджа Пеппарда, он был обласкан сразу в нескольких различных слоях общества, и про него уже пошли разговоры, что «право — слишком мелко для него». Впереди замаячила должность в казначействе. Он начал подумывать о женитьбе.

Но затем этому сладкому сну пришел конец. Воспоминания о последовавших за этим днях ранили его до сих пор, и он не любил задумываться о произошедших тогда событиях. Его перо быстро бежало по бумаге, выводя уверенные строки сложного документа. Он дописал последнее предложение, оставил большой пробел для подписей, затем вписал имена, промокнул весь документ и заботливо убрал его в ящик стола. Подняв голову, он увидел мистера Скьюера, который выглядывал из-за своей двери.

— Если хотите, можете идти, Пеппард.

— Хорошо, сэр. — Он был одновременно удивлен и обрадован. Такую щедрость Скьюер проявлял весьма редко. Он выглянул в окно и увидел, что уже начинает смеркаться.