Словарь лжеца

– Нельзя, совершенно согласен. Псих ненормальный?

Сказав нам, что его коллеги, вероятно, проведут в здании еще какое-то время, другой сотрудник сходил к киоску в Сент-Джеймзском парке и принес нам оттуда мороженое не по сезону. Дейвиду взял «99 с хлопьями», себе «Калиппо», а мне шоколадный лед. Я постаралась не думать, как он профилировал всю нашу группу, чтобы выбрать такое мороженое. Всем раздал, и мы оперлись о рекламный щит, а полицейские мигалки время от времени покрывали мороженое Дейвида неоновыми синяками. Какие-то туристы щелкали нас, пока мы стояли и смотрели на Суонзби-Хаус сложа руки.

Голос с другой стороны улицы.

– Мэллори?

Вот в чем штука – на работе себе можно обустроить особый склад и лад. Работа требует немногого, и кое-кто из нас – многие – предпочитают отключать в себе части собственного характера, весь свой характер, лишь бы только дотерпеть до конца дня. Но затем черты дня меняются из-за, допустим, угрозы жизни, и, скажем, через дорогу, там, прямо вон там вдруг – тот человек, кого любишь больше всех на свете. Хлоп – и возникает. С таким же успехом человек этот мог подняться из канализационного люка или на лас-вегасской платформе, или оказаться вытащенным из шляпы, спуститься откуда-то с вышины, рябя золотым пламенем и т. д. Голос его тебе известен лучше твоего собственного имени, ты хочешь слышать этот голос первым делом с утра, как проснешься, а вечером засыпать под него, желаешь знать этого единственного человека долго-долго – чтобы понимать, что уже слышал каждое слово с выговором этого единственного человека и с любой возможной интонацией. Влюбляешься, всякий раз видя единственного человека, влюбляешься в саму мысль о том, что влюбляешься просто потому, что этот человек существует, и он же определяет собою, что хорошего тебе может принести день. Этот единственный человек определяет для тебя хорошее.

Любовь – это уйма такой вот чудесной чепухи, верно? Муры, белиберды, ахинеи, ереси, околесицы, дребедени, галиматьи, несуразицы, дичи, лабуды и т. п. Всего этого – и разом. Иные штуки – вроде страха – лаконичнее, но любовь по-своему попадает в самую точку.

– Мэллори! – кричала Пип. Она попробовала перебежать через дорогу, но сотрудник полиции остановил ее, не успела она достичь нас. – Все хорошо? У тебя все в порядке?

– Я отлично, – сказала я. – А ты что тут делаешь?

– Твой текст, полная ты… – Она прикусила язык. – Я… Прости, что я так долго…

Дейвид вонзил зубы в мороженое и учтиво уставился на нас обеих. Окалиппенный сотрудник полиции придерживал Пип за плечи, чтобы мы с нею оставались разлучены. Это было ужасно, но еще и отчего-то хорошо, поскольку мой идиотский ум уже пытался измыслить какой-то контекст для подобной фамильярности Пип. Это подруга. Она моя двоюродная сестра. Эта личность попросту угадала мое имя ни с того ни с сего, как оно там… каковы шансы…[3]

– Прошу прощения, – говорил сотрудник полиции. Пип сделала шаг назад. – Вы знаете эту юную даму?

Пип глянула на меня, затем на Дейвида Суонзби.

– Мы соседки по квартире, – сказала она.

Я кивнула.

Перед тем как собраться тем утром на работу, Пип показывала на различные детали меня безо всякой на то причины и перечисляла их названия.

– Луночка, – сообщила она кончикам моих пальцев. Передвинулась дальше: – Пядь, – затем так и двигалась, перечисляя, вверх по кровати до самой: – Надпереносье, – сказано было у меня меж бровей. Затем пауза. – Прибамбас.

– Подносовой желобок, – подсказала я.

– Да, – ответила она, – он самый.

– На лице все налицо.

– Полный комплект со всеми пожитками, – сказала она, и мы продолжили продолжать.

По-моему, не всегда нужно всё всем объяснять. Пип с этим не согласна – вернее, иначе это выражает. Я не признавалась на работе. Она не считала это трусостью с моей стороны. Я б, наверное, сочла.