Словарь запрещенного языка

    Помню солнечный весенний день, когда я впервые увидела этот словарь с золотым тиснением букв на темно-синем переплете в витрине самого большого книжного магазина Риги. Мы шли с братом, приехавшим в гости из Новосибирска; он показал мне на словарь и сказал, что непременно купит его. Я смотрела на обложку, где для всеобщего обозрения красовались слова, которые, как мне казалось, можно произносить только шепотом и с оглядкой. Ведь само слово «еврей» — это бранное слово, вместо него наши нееврейские знакомые говорят «ваша нация», а если уж приходится произносить слово «еврей», то краснеют, боятся нас обидеть. А тут еще иврит, древнееврейский язык, который считался такой же крамолой, как троцкизм! И на виду у всех!..

    Я тогда не купила словарь. Была далека от этого. Изучить самостоятельно незнакомую письменность — это показалось мне непосильным делом, да и не очень нужным.

    Купила уже перед самым выездом в Израиль. С тех пор он неразлучно со мной. Еще вчера искала в нем какое-то выражение.

    Лия Престина кончает свой рассказ.

    Молодежь семьи немножко подшучивает, когда готовятся показать фильм: ведь видели его много раз... И я думала, что показывают для меня, остальные смотреть не будут. Но странное дело: как только на экране показалось круглое добродушное лицо деда и прадеда, все замерли.

    Все глаза были прикованы к экрану. Взволнованные возгласы: присутствующие узнавали себя детьми, своих теток и дядей еще молодыми, вспоминали обстоятельства, при которых фильм снимался, кто снимал. От шуток не осталось и следа, общее благоговение охватило всех.

    Не обошло оно и меня. Я была поражена не только тем, как мой словарь с пожелтевшими страницами ожил в облике этого человека с усталыми и добрыми глазами, но и тем, как потомки чтят его память. Поразила гордость за деда и прадеда, которая читалась в глазах у всех, сплоченность этой семьи, члены которой, оставив все дела, съехались в Беер-Шеву, чтобы в который раз услышать знакомый рассказ и посмотреть многократно виденный фильм.

    Это действительно династия в высоком смысле слова.

    Феликс Шапиро не был сионистом, но он был настоящим евреем. Он сохранил еврейский дух в своей семье и вернул к еврейству с помощью своего труда многих да-

леко отошедших от него. Жаль, что ему не довелось увидеть, как собрались его потомки в еврейском государстве, в израильском городе Беер-Шеве, чтобы пересказывать историю его жизни, как пасхальную Агаду.

                         Газета «Наша страна», 1989 г.

ЕДИНСТВЕННЫЙ

                                    Виктор Радуцкий

   С этим словарем я познакомился еще в Киеве, сразу же после его выхода в свет. Я читал предисловие, упиваясь каждым его словом, но, увы, в те времена я еще не добрался до иврита, а вся моя душа тогда была отдана одному из прекраснейших еврейских языков — языку идиш. Это были годы, когда я самостоятельно «расшифровал» азбуку идиш...

   Я знаю, что пишу вещи невероятные, но я сам «разгадал» соответствие букв алфавита идиша русскому алфавиту, сопоставив русское написание фамилий авторов журнала «Советиш геймланд» с их написанием на идише, составив сравнительную таблицу, выучив ее, добыв ценою невероятных усилий азбуку языка идиш Лейба Квитко, где наконец-то мне открылась тайна «концевых букв». Я эту таблицу из книги Л. Квитко скопировал на кальку, пустил в оборот; я знаю людей, которые учили идиш с помощью этой таблицы, а сегодня ее можно видеть во втором томе изданной в Иерусалиме «Краткой Еврейской Энциклопедии» на стр. 665...

   Итак, я научился читать... Но ведь идиш — родная сестра иврита, и все гебраизмы пишутся там на иврите. Так я знал, что встреча с ивритом мне еще предстоит...

   И вот, приехав в Израиль, я получаю от своих киевских друзей словарь Феликса Львовича Шапиро... Это был мой первый словарь. Но тут же добавлю: и ЕДИНСТВЕННЫЙ, Прожив с этим словарем более 20 лет, я точно знаю, в чем же его главное достоинство. Мой ответ прост и ясен: незабвенный Феликс Львович

был не только блестящим знатоком иврита, но он абсолютно виртуозно владел языком русским, умел понять не только тонкости иврита, но знал, как найти им точное русское соответствие. В этом он не имел и не имеет себе равных по сей день. Конечно, словарь Эвен-Шошана, положенный в основу словаря Феликса Львовича, — это и моя настольная книга, но не раз поражался я точности, ёмкости тех переводов, которые предложены Ф. Л. Шапиро в его словаре...