Словацкая новелла

У сержанта, как и у большинства старых фронтовиков, которые мне встречаются у проходной будки, когда они уходят в город, на лице лежит особый, издалека заметный отпечаток скуки и отвращения. У кого есть хоть капелька сообразительности, тот сразу видит, кто это такие. Этот сержант, будущий офицер — бывалый солдат. Должно быть, он пробыл на фронте не меньше года, но не выслужил даже звания лейтенанта, не получил ни орденской ленточки, ни медали и даже, может быть, отпуска, потому что ничего такого не добивался. Он скучает, избрал скуку как стиль своего, поведения — значит, он должен быть бунтовщиком, который насквозь пропитан большевизмом.

Сержант ждет еще немного, сострадательно морщится, давая мне время самому догадаться, почему я пентюх. В конце концов он говорит:

— Ничего не поделаешь, но вы пентюх… Я — Мелиш. И почему вы такой? На человека не похожи! Разрешите, но сразу видно, что у вас понос! Вы весь — цвета хаки. Лицо — цвета хаки, казенного цвета хаки, цвета поноса, цвета той дряни, что вы жрете. И вы еще позволяете муштровать себя. К черту их всех! Пусть только попробуют погонять меня на учениях, как вас гоняют, и прикажут кричать глупости на дворе — они до смерти этого не забудут. Что я сделаю? — спросите вы. Я пойду в город, поднесу своим ефрейторам по стаканчику. Если это не поможет, я подожду их за углом и скажу им: мы, мол, вот-вот отправимся на фронт, и там-то уж мы вам покажем, своих не узнаете. И духу вашего не останется. И к этому фанфарону офицерику подойду в кафе — и вы ведь, черт возьми, будущий офицер! Поздороваюсь с ним, когда он будет сидеть за столиком: «Разрешите, господин поручик, интимное поручение — барышня Ольга просит вам передать…» Он уверен, что все барышни в него влюблены, и пойдет с вами в раздевалку. А там вы ему надлежащим тоном скажете: «Барышня Ольга просила передать, что придут русские. Вы еще не станете полковником, а они уже будут здесь. Вся ваша карьера полетит псу под хвост. И нечего вам срамиться — лезть из кожи вон перед немецкой миссией». Увидите, как его затрясет. Черт возьми, я что-нибудь придумаю, но издеваться над собой не позволю.

— Слушаюсь, господин сержант. Если вы так говорите, я так и сделаю. Но…

— Какие еще «но»?

— Как вам известно, в город нас пока не отпускают и не так скоро отпустят. Мы еще не давали присягу. А когда мы ее дадим, кто его знает, может, нас с первым же эшелоном отправят на фронт.

— Черт возьми, а ведь вы правы! Ну, ладно, если больше ничего нельзя сделать, надо сказаться больным и отлежаться в госпитале.

— Ну, прикинусь я больным, а врач меня моментально вон выставит.

— Пустяки! Это все пустяки, он вас не прогонит. Нечистый, повар Урда или я — кто-нибудь из нас замолвит за вас словечко. Нашего врача, подполковника, уговорить можно. Это вполне мыслимо. Ручаюсь головой.

— Да? И можно привести еще товарища, Бенчата?

— Постойте, постойте, Бенчат… это тот самый, рыжий, с которым вы еще, как орангутанги, прыгали по двору и кричали: «Я не должен обманывать своего начальника, я не должен обманывать…» Тьфу! Так и быть, приходите оба. Пусть парень увильнет от службы. Я за это. Я за то, чтобы мы все как-нибудь увиливали, черт побери!

Он убедил меня, что гарнизонный врач нас не выгонит, между прочим кое-что припомнил и намекнул в качестве аргумента на такие страшные вещи, о которых едва ли говорят незнакомому человеку. У нас обоих на воротнике были нашивки стажеров-запасников, и мы почувствовали расположение друг к другу. Но достаточно ли этого, чтобы так доверять? Едва ли. Я понял только одно: сержант Мелиш — бунтовщик, бесконечно разочарованный человек, которому решительно на все наплевать.

Я помчался к себе в казарму, восклицая:

— Матуш Бенчат, как нам повезло! — И говорю: — Ты меня слушаешь? Давай увильнем от службы. Ляжем в госпиталь.

Я рассказал Бенчату все, что узнал сейчас от Мелиша. Гарнизонный врач — подполковник, то есть значительно выше чином обыкновенного ефрейтора Шопора и поважнее даже командира роты. Доктор — это бог, не то что какой-то там ефрейтор. Что скажет врач, да еще подполковник, так тому и быть, остается лишь сдвинуть каблуки — и кругом марш! Кроме того, что подполковник бог, он еще и большая сволочь, но сволочь умная. Он кое-что повидал на фронте и понимает, чего там следует бояться. С Украины он привез чемодан золотых икон, золотых монет и вообще всякого золота. Некоторым ребятам из четвертой и пятой рот, бывалым фронтовикам, об этом кое-что известно. Пока они от него ничего не требовали и не потребуют, но словечко за нас замолвят. Мелиш мне это обещал. Матуш Бенчат, вот увидишь, подполковник будет о нас знать, он разрешит нам валяться в госпитале сколько влезет, а там, может, и совсем признает нас негодными, черт побери! Вот увидишь. Шопор, взводный, командир роты лопнут от злости.