Он поднимался с колен, когда загрохотали тяжелые моторы. По дороге к перевалу катили какие-то удивительные машины. Они напоминали чудовища. Зубчатые их колеса ползли по широким лентам и несли холмам свинцовый груз. Человека нигде не было видно, но, судя по скорости и точности маневрирования, именно он направлял эти машины — большие, маленькие, на трех, на двух и на шести колесах; из машин торчали одни только каски. Машины заполнили всю дорогу, а некоторые, не поместившись, летели по пажитям, оставляя за собой глубокие колеи. Это походило на поток, который грозил разнести даже стены часовенки.
Услышав грохот, священник похолодел. В груди волной разлилась радость. Он не хотел зла молодому поручику, против которого недавно восставал столь резко, но сейчас старика обрадовало, что и поручик беспомощен; он воспринял это как некое возмездие за те обиды, которые ему пришлось снести от юнца.
Бесспорно, его бог победил. Может быть, эта железная армада, которая сейчас обрушилась на землю прихода, и есть орудие возмездия? И он использует его для того, чтобы сокрушить ряды тех, кто намерен разрушить порядок и мирный труд человека? В душе священника это предчувствие жило давно, но теперь оно стало явью. Благодарение господу!
Завершив службу и переодевшись в ризнице, священник немного задержался у алтаря в надежде краткой молитвой возблагодарить владыку за невиданную милость, которая была явлена ему сегодня. Однако, выглянув в окно, священник обмер.
Там, на пространстве, ограниченном пределами окна, видны были два мальчика, недавно прислуживавшие ему. Очевидно, что-то заинтересовало их. Они постояли на холме, внимательно глядя вниз, на дорогу, словно поджидая кого-то. Потом, внезапно сорвавшись с места, ринулись в кусты. Легко было догадаться, что их привлекло. В валежнике был оставлен пулемет. Мальчишки не хотели упустить случая вблизи рассмотреть такую занимательную штуку и бросились к ней. Видно было, как они возятся с пулеметом. Но для их рук оружие это было, пожалуй, слишком тяжело и громоздко, и ребята не знали, как правильно его поставить. Едва лишь им это удалось, они вместе с оружием и длинной лентой патронов залегли в кустарнике.
Священник забеспокоился. Видно, не следовало ему спускать глаз с бедовых сорванцов. Они способны выкинуть любую глупость. Безответственные, но неглупые и пытливые проказливые озорники! Оружие в их руках — игрушка опасная, в особенности если они не знают, как с ним обращаться. В любом случае, он не хотел бы иметь на совести их жизни. Придется их оттуда прогнать.
Неожиданно нить его мыслей оборвалась. Лоб избороздили морщины. Он поднялся от алтаря, чувствуя необходимость что-то предпринять, но не мог шевельнуться. Тело налилось свинцовой тяжестью и застыло. Он так и остался стоять, сцепив руки, словно каменное изваянье, только дергались брови, выдавая волнение.
В пространстве, очерченном окном, возникла еще одна фигура. Это был солдат. Несомненно, из тех, кого машины только что доставили на перевал. Он поднимался по дороге со стороны деревни медленной, раскачивающейся походкой утомленного человека. Серо-зеленый плащ, достигавший чуть ли не до пят, хлестал его по ногам. Одной рукой солдат судорожно прижимал к боку винтовку, оттягивавшую ему плечо, другой время от времени вытирал или просто ощупывал нос, словно желая убедиться, крепко ли тот еще держится под низко надвинутой каской. Очевидно поглощенный этим занятием солдат перестал наблюдать за происходящим вокруг либо просто чувствовал себя в полной безопасности и не видел в этом необходимости. Перед ним прошла моторизованная часть. Она парализовала и сделала невозможным какое бы то ни было сопротивление, сломила мужество даже самых упорных смельчаков и уверенно прокладывала солдату дорогу вперед; предстояло лишь пройти по захваченной земле, демонстрируя уверенное движение победителя. Так всегда бывало до сих пор.
Ах, такая война — еще куда ни шло! Человек воображает себя всемогущим завоевателем. Иногда скривит губы, нахмурится и процедит сквозь зубы какое-нибудь меткое словцо или строгий приказ, а иногда взглянет великодушно, дабы расположить сердца маловерных и обеспечить добровольное послушание. «Да, такая война — еще куда ни шло, благодарение фюреру», — подумал солдат.