Словацкие повести и рассказы

— Студентка? И тот ваш кавалер тоже студент?

— Да нет.

— Нет?

— Он директор.

— Директор? И чего же он директор?

— Директор городских парков.

— Ишь ты! А кем же вы будете?

— Не знаю.

— Как это «не знаю»?

— Да мне все равно.

— Все равно?

— Куда-нибудь меня распределят.

— И как же это вас будут распределять?

Она не ответила. Ее рассмешило то, что этот старик назвал Подгайского кавалером, как-то удивительно странно прозвучало это в его устах. От Байковского пахло деревней, хлевом. Ее лицо было повернуто к солнцу, и темные большие очки, словно зеркальца, отражали солнце, облака и голубоватое небо. «Что сделает отец?» — подумала она, внезапно испугавшись, охваченная страхом, который она не чувствовала в ту минуту, когда уходила из дому в субботний полдень к Подгайскому. Может, он уже что-нибудь сделал. Она поежилась. Может, он уже разгромил этот курятник Тибора. Он и так постоянно твердил, что Тибор Корнель странно живет, что нужно было бы заглянуть в его квартиру; вчера отец опять грозил это сделать, но до утра ничего не случилось. Они неплохо поразвлекались, так было уже не раз. Тибора она давно интересует, и если бы она умела быть практичной… Это было бы здорово! Фу! Она взяла от Тибора деньги, Иво знает об этом. Почему Иво спрашивал у нее о деньгах, почему Тибор дал ей их? Он обещал ей много денег. Если бы на квартиру Тибора нагрянули с обыском, если бы их всех там застукали… А у нее деньги от него… Она не спеша развязала косынку, сложила ее, сняла куртку, сунула косынку в карман. Поднялся ветерок. Она чувствовала его через тонкий свитер. Майка пригладила руками волосы.

Байковский оглянулся на нее, видел, как ветер треплет пряди ее черных, коротко стриженных волос.

В ее волосах блеснуло солнце. Бока, ноги, спину пронзил неприятный холод. У Тибора есть деньги, а это значит, что ей больше не гулять по парку с Иво, не сидеть с ним в темноте на скамейке, не слушать его рассказы о том, какие прекрасные парки будут всюду и вокруг нового района. Это значит, больше не ездить в Теплицы и сюда, к источнику. Она была пьяна, Тибор ее фотографировал, она смеялась, прикрыв глаза рукой, одной рукой глаза, другой рот… Яркая вспышка, так сесть, так лечь — такие фотографии она уже видела, некоторые ребята собирают. Может, Тибор, как раз и торгует ими. Тибор торгует всем, чем может. И этими фотографиями, а она должна быть практичной. Она сняла с плеч тяжелый рюкзак, посмотрела на водный поток, который струился среди чисто вымытых камней…

— Всякие люди сюда ходят, — долетели до нее слова Байковского — …полно всяких людей, в воскресенье особенно, но так рано никто не является. А что же это вы в такую рань отправились на прогулку? Сколько сейчас уже?

Майка посмотрела на тонкое запястье:

— Четверть пятого.

— И вправду рано еще…

Майка зевнула, прикрыв рот рукой, и вновь вспомнила двор, там полно ржавых, старых машин, мотоциклов, и вспомнила прекрасно обставленную квартиру, в которой жил ее знакомый Тибор Корнель, вспомнила большую стену, окрашенную в желтый цвет. Мысленно она опять увидела проступающие из-под краски черные буквы. «Михал Корнель Автомотосервис» — и подумала о Тиборе. Черные усики, торчащие под носом в обе стороны! Вдруг она подумала о двух сокурсницах, которых Иво привел к Тибору, — Зуза и Миа. Они исчезли где-то с приятелями Тибора, с Педро и Джеком, потом опять появились, напились, и она напилась, Тибор фотографировал ее голую… От него пахло бензином, а в соседней комнате был Иво с Врановской… Возможно, в третьей комнате были Зуза и Миа с Педро и Джеком. Ты, Майка, напилась из-за него, из-за Иво… Но почему они в такую рань уехали за город? Кто-то пришел, все изменилось… «Быстрей, Майка, собирайся, уже светло!» — сказал Иво, и она ушла с ним, хотя ей было хорошо на той тахте, и хорошо ей было, когда она прогнала этот противный сон. Сон был отвратительный, и, когда Иво будил ее, сон был неприятным, как остывший кофе… Она взяла деньги, большую сумму — тысячу крон, и Иво знает о них, может, он хочет их взять у нее, и, может, он бы ударил ее, если бы не… Она зевнула еще раз.

— Так вы нас здесь видели?

— Видел, — сказал ей Байковский. — Почему ваш кавалер хотел вас ударить?

— Мы поругались, — пожала плечами Майка и зевнула, — поругались.

— Вы и вправду не выспались, — сказал с удивлением Байковский, набивая табаком кривую трубку. — Ну так я вам говорил, что сюда полно всякого народа ходит, и вот раз, дело было осенью…

Майка опять зевнула.

— Да, вправду вы не выспались, видно, встали очень рано на прогулку, но, послушайте, могу я вас о чем-то спросить? Жалеете?

— Почему? И о чем?

— Что здесь разошлись?

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Да сюда все приезжают веселые.

— Не жалею.

— А нравится вам здесь? — спросил ее немного погодя Байковский. — Здесь, у водички?

— Здесь? Здесь хорошо, так, на время. И я сюда приезжала, раньше приезжала.

— Вы?

— Да.

— Я вас тут никогда не видел.

— Может, просто не заметили.

— Правда ваша, тут хорошо бывает, и много всякого народа ходит. Осенью в том году, как написано здесь…

— Где здесь?