— Да, смотрю я, смотрю, давно такой большой луны не видел, — сказал Пулла. Он взял бинокль и стал смотреть в него. Он молча смотрел на луну, продолжая жевать. А потом повернулся к Ярначу:
— Далеко будет ездить людям, которые станут там жить, да и холодно!
И Ярнач посмотрел на луну, потом на Пуллу.
— А тебе что? — удивился он. — Тебя-то оставят в покое, ты на земле помрешь…
— Ничего еще не известно, — возразил Пулла, и, видя, как Ярнач с жадностью пьет вино, выпил и он.
Некоторое время они еще молчали, только сверчки в траве вокруг них скрещивали свои голоса, как шпаги. Рядом у ручья квакали лягушки. Из черноты за сараем вылетел филин, заухал, покружился над ними и улетел.
— Вот Петрин испугается, — сказал Пулла, показывая на филина. — Он спит, наверно, под своим кустом…
— Это точно, — согласился Ярнач. — Еще не было такой охоты, которую бы он не проспал…
— Пусть спит, нам больше останется, — засмеялся Пулла.
— И зачем только он ходит на охоту? — удивлялся Ярнач. — И правда, зачем? Ведь он еще ни разу не выстрелил, будто и ружья у него нет… Он, наверное, просто любит спать на свежем воздухе.
— Не в том дело, — возразил Пулла. — Нет в нем этого азарта. А уж у кого его нет, у того никогда и не будет. Ты мне поверь.
— А я верю, — ответил Ярнач.
Они посмотрели друг на друга, поулыбались, а потом каждый молча сложил свои салфетки и остатки еды. Допили и вино. От лунного света их лица побледнели и пожелтели. Через некоторое время они удобно вытянулись на сене.
— Знаешь, когда я так смотрю на луну, — вдруг начал Ярнач, — мне кажется, что она сладкая. Как мед. Затвердевший кусок хорошего меда. Так и хочется откусить… Так и хочется…
Пулла поудобнее устроился в сене и засмеялся.
— Ну и дурачина же ты, — проговорил он сквозь смех. — Придумаешь. Меда ему захотелось…
— Да что ты понимаешь, — махнул рукой Ярнач. — Все тебе смешно… Так и живешь вслепую со своим глупым умом. И какой тебе от него прок…
— Да уж какой-никакой, да есть…
— Впрочем, это я так… — сказал Ярнач.
Они помолчали, прислушались, но не уловили звука, которого ждали. Ярнач посмотрел на часы.
— Рано еще, — сказал он. — Раньше десяти они не спустятся…
— А черт их знает, когда они спустятся!
— Все равно надо потише.
— Ладно, давай шепотом, — зашептал Пулла. — Луна сегодня большая, сильная, звук хорошо разносится…
Он немного помолчал, а потом снова заговорил.
— А нашего Ондрея, моего брата, помнишь еще?
— Как же не помнить, — отозвался Ярнач, помолчав.
— Сегодня как раз двадцать лет, как он погиб.
— А что это ты о нем вспомнил вдруг?
— Да не вдруг, я с утра о нем думаю…
— Эх, Яно, Яно, жаль парня, жаль вашего Ондрея, что он так погиб…
Яно Пулла не ответил. Он прикусил верхнюю губу, весь сжался и зарылся в сено.
5
Сено пахло тимьяном. Яно Пулла поднялся по лестнице на чердак и тихо сказал:
— Ондрей, выходи, есть пора.
За спиной у Яно зашелестело сено. Он обернулся и увидел, как сначала показалась голова Ондрея, затем плечи, левая рука со скрипкой и правая со смычком, и только потом он весь.
Ондрей отряхнулся, вытащил из волос сухие стебли, посмотрел на брата.
— Тихо? — спросил Ондрей.
— Тихо, — ответил Яно.
— Ушли, что ли?
— Нет, поели, отдыхают…
— Да, я знаю, что они здесь, слышал.
— Да ты не бойся, — шептал Яно. — Пойдем в хлев, поешь, там тепло…
— А что, если кто-нибудь придет?
— Да говорю тебе, не бойся. По нужде немцы на зады ходят…
Они стали спускаться по лестнице. Лестница трещала, прогибаясь под их тяжестью. Где-то кудахтала курица. Чирикали наевшиеся воробьи. Во дворе залаяла собака. Наконец они ступили ногами на пол. Яно выглянул за ворота, приоткрыл дверь хлева, и они вошли.
В хлеву было тепло. Корова спокойно жевала. Когда они вошли, она посмотрела на них, моргнула и равнодушно отвернулась. Поросенок чавкал в своем закутке. Яно торопливо перевернул вверх дном пустую лохань, подвинул к ней табуретку. Ондрей сел, не выпуская из рук скрипку и смычок. Он некоторое время колебался, потом положил и то и другое перед собой на лохань. Яно покрыл лохань белой салфеткой, поставил еду. Ондрей торопливо ел. Быстрыми движениями он резал хлеб, сало, лук и по временам поглядывал на младшего брата. А тот как раз пристроился доить корову. Потом нацедил молока из подойника прямо в чашку.
— Пей, — поставил он молоко перед Ондреем. — Еще теплое…
— Угу, — кивнул Ондрей с полным ртом, отпил большой глоток и глубоко вздохнул.
— До вечера потерпишь? — спросил Яно.
Ондрей, дожевывая, торопливо кивнул.
— Придется! — продолжал Яно. — Я вернусь из леса поздно, скорей всего в десятом часу…
И в этот момент заскрипели ворота. Ондрей и Ян посмотрели друг на друга, затаили дыхание. Ондрей встал, хотел спрятаться за перегородку, но в дверях показалась голова немца. Лейтенант Дуц пьяно ухмылялся.
— Пардон, пардон, я ошибся, — сказал он весело и отворил настежь двери хлева. Он вошел, споткнувшись о порог. — Что это вы тут, ели? — спросил он, показывая на остатки еды и перевернутую лохань. Ондрей кивнул.
Немец, шатаясь, сделал еще два шага.
— Хорошая еда, — показал он на сало.