Маргита постарела. Морщины стали глубже, волосы совсем поседели. Я мысленно прикидывал, сколько ей могло быть лет. У меня выходило, что верных шестьдесят.
— Проходи, проходи, отдохни. Проголодался, наверное, пойдем же, — приглашала она, направляясь к дому.
Я пошел следом за ней. В кухне сел на лавку у окна и, пока она сновала туда-сюда и готовила мне перекусить, молча упивался очарованием здешних мест, о которых в последние месяцы думал все чаще и чаще.
Маргита поставила на стол крынку молока, потом достала жестяную кружку и половник, вернулась к шкафчику и принесла хлеб, нож и кусок сала на тарелке.
— Налей себе молока, — сказала она тихо, — поешь сала, у нас его вдоволь, я его не ем, разве что Ондрей когда отрежет себе ломтик. Так что оно у нас не переводится.
Я не заставил просить себя дважды.
Маргита подождала, пока я выпью молоко, и спросила:
— Ну, как оно тебе?
— Хорошее молоко, — ответил я.
— Это козье, — сказала она.
— Козье? — удивился я. Насколько я помнил, дядя никогда коз не держал.
— Теперь у нас коза, — пояснила Маргита. — Беланя уже состарилась, мы ее продали скупщикам на мясо. Ондрей купил у цыган козу, такая удойная попалась, молока нам хватает.
— А что, корову решили больше не заводить? Взяли бы помоложе вместо Белани, — высказался я.
— Да нет, — ответила Маргита. — Корове надо на зиму много корма. Козу-то нам проще держать. Она все сожрет, что ей ни дай. Корова нынче стоит дорого, еще если бы мы телка выкормили, тогда, глядишь, оно бы и окупилось, — объясняла она.
— Козье молоко очень полезное, — пробормотал я.
— Полезное, полезное, Ондрей пьет его, когда оно уже ссядется, тогда оно ему особо на пользу.
— А кстати, где же дядя? — спросил я.
— Пошел в деревню купить кой-чего, — ответила она, показав рукой куда-то позади себя, и снова принялась уговаривать меня поесть.
Маргита выросла в доме дядюшки. Она была самой младшей из его сестер, но разница без малого в двадцать лет многих вводила в заблуждение — считали, что это отец с дочерью, а не брат с сестрой. Она была маленького роста, щупленькая, кожа да кости, и в свои шестьдесят лет больше походила на подростка, чем на взрослого человека. Она была хромая от рождения, верно, потому и не вышла замуж.
Я жевал хлеб с салом и смотрел в никуда. Потом встал, поблагодарил за угощенье и попросил у Маргиты ключ от дедова дома.
Она подошла к шкафчику, вытащила со дна какой-то жестяной коробки ключ и без слов подала его мне.
— Пойду отнесу чемодан, — объяснил я.
— Ты надолго ли приехал? — спросила она, и в ее голосе, кроме удивления, прозвучала затаенная, хоть и не вполне скрытая радость.
— Кажется, да. Я тебе потом все расскажу, — я взял ключ и вышел во двор. А она осталась в кухне в полной растерянности.
Через дыру в заборе я проник в огород и направился к дедову дому. Огород вовсе не выглядел заброшенным, дядя каждый год его обрабатывал. Он сажал там картошку, капусту, кукурузу и всякую прочую зелень. Нынешний урожай уже лежал в кладовке, и о нем напоминала лишь засохшая кукурузная ботва. Вокруг дома и вдоль забора был малинник. Кусты разрослись, и я с большим трудом продрался сквозь них к дверям.
Дом пришел в ветхость. Штукатурка на стенах облупилась, а кое-где и отваливалась целыми кусками. Сточные трубы, рыжие, как лисий хвост, местами были совсем разъедены ржавчиной. Дом требовал своего. Дядя хоть и залатал, что смог и сумел, но этого было явно недостаточно, пришла пора основательно раскошелиться на ремонт дома.
Я отпер двери и вошел внутрь. И очутился в неприветной полутьме. Длинным неосвещенным коридором я дошел до кухни и распахнул двери настежь. Тотчас же полутьма коридора рассеялась, дом ожил и посветлел. И все это сделало солнышко. Оно глядело в кухонное окно, и его утренние лучи заливали все помещение. Я открыл окна и осмотрел остальные комнаты. Внутри дом был в хорошем состоянии. Было видно, что сюда регулярно ходят проветривать, подметать, вытирать пыль, мыть окна.
Я произвел осмотр оставшейся в доме мебели. Ее было немного. В кухне стояла раскладушка, но без матраса. В главной комнате я обнаружил комод со множеством выдвижных ящичков. Я принялся вытаскивать их один за другим и в каждом находил какую-нибудь мелочь. И любая из этих мелочей, даже просто мусор, о чем-то мне напоминала.
К примеру, в первом же ящичке мне попалась большая красная пуговица. Я узнал ее с первого взгляда. Такие пуговицы были на жакете тети Амалии, той, что умерла от чахотки в первые годы после войны.