И вдруг, не успел этот молокосос стянуть с головы кепку, как из-под нее посыпались светлые кудри. Длинные, почти до плеч волосы. И мальчишка на наших глазах превратился в девушку. Сейчас вот, глядя на эти кудри, не ошибешься — это лицо девушки. А мы-то, дурни, сразу не заметили! Мы стояли с разинутыми ртами и выпученными глазами, пораженные таким перевоплощением. Глядели на девушку, не в силах выдавить из себя ни слова. А в ее голубых глазах снова появились озорные искорки. Видно, ее весьма забавляло то, как она нас провела.
— Так ты не парень? — первым опомнился Глоговчанин.
— Как видишь. А ты, джентльмен, меня уже и свиньей обозвал, — смеется девчонка. — Но я рада, что вы меня приняла за парня, — продолжает она и прохаживается в этих своих широченных штанах.
— Ну теперь-то мы видим, что остались в дураках, — говорю я. — И что только может сделать с человеком одна кепка!
— Вот так-то. — Девушка садится на свое место. — Теперь, надеюсь, будете вести себя по-рыцарски.
— Теперь нам еще любопытнее, чем раньше, — говорит веснушчатый Вило.
— Если вам любопытно, то я все расскажу, чтобы вас не хватил удар от появления бабы.
Девушка начала рассказ, и мы ее не прерывали.
— Я из Жилина, а учусь в Братиславе. Сейчас, вы знаете, каникулы, я все время сидела дома, «у мамы под юбкой». А когда началось восстание, я сразу решила улизнуть к восставшим. Не хотела оставаться у фашистов! Но мама начала причитать, — ведь я у нее одна-единственная. Отец два года назад умер от какой-то непонятной болезни. Ну вот, мама меня никак не отпускала. Да я и сама мучилась. Вдруг, думаю, с ней от горя что случится!.. И чем больше я ломала голову, тем яснее мне становилось, что я должна попасть сюда, к вам. Хорошенько я все это обдумала, приготовила старые отцовские тряпки, починила его велосипед и вчера перед рассветом выскользнула из дому. Доехала до Стречна, там у подружки переночевала, а сегодня рано утром набралась духу и двинулась прямо через эту долину. Все время боялась, что меня остановят или просто пристрелят за здорово живешь. А сама все шла и шла, и вот я тут. Может быть, и немцы думали, как вы: что я свинья, потому и дали мне пройти. Видели, что я иду прямо по дороге, то на велосипеде подъеду, то снова пешком, не убегаю… Ну ясно, нечто подобное они и думали, — засмеялась девушка и голубыми глазами оглядела наши заросшие лица. А потом добавила: — Если бы они меня все-таки остановили, то я для них придумала целую историю.
Мы на нее только зенки таращили и ни слова сказать не могли. А пока мы так вот на нее таращились, девушка сняла пиджак, и мы увидели, как под рубашкой у нее обрисовывается грудь. Ножичком, которым до этого чистила кольраби, она распорола подкладку у рукава и вынула какую-то книжечку. Открывает и подает мне. Читаю:
Ребята берут у меня книжечку, смотрят, передают друг другу.
— А что это, МУЦ? — спрашивает Штефан Кркань, в «гражданке» плотник.
— А это как раз сокращенно «студент медицинского», — объясняет веснушчатый Вило, а сам прямо сияет, что опередил студентку и показал свои знания.
— Правильно, так оно и есть, — засмеялась Блажена и подмигнула Вило. Тот даже покраснел, отчего его веснушки стали еще заметнее.
— МУЦ… МУЦ… Муцинька, — бурчал Глоговчанин себе под нос. Потом захохотал и сказал: — Знаешь, Блажена мне как-то не очень нравится, мы тебя будем звать Муцинька. Что скажешь?..
Все мы засмеялись, и сразу исчезли последние следы недоверия. Все мы ждали, что девушка ответит на предложение Фери.
— Если Блажена вам не нравится, то могу для вас быть и Муцинькой. Кем угодно могу быть, я ужасно рада, что я на этой стороне и среди вас, ребята!
И всех нас обняла, рада-радёхонька, и мы ее. И сразу же стали настоящими друзьями.
— Ты можешь с нами остаться, — предложил Муциньке Вило, который глаз от нее не мог оторвать. И голос у него был какой-то глухой, мягкий, как бархат.
Девушка посмотрела на Вило, только на этот раз она ему не подмигивала, а серьезно сказала:
— Нет, остаться не могу. Что мне здесь делать?
— Ничего не надо делать, — торопливо проговорил Вило. — Ничего не делай, только останься с нами.
— На кольраби по крайней мере не потолстеешь, — засмеялся Штефан.
— Но я не для того сюда шла, чтобы ничего не делать.
— А мы дадим тебе выстрелить из пушки.
Теперь и она засмеялась, и смех у нее был звонкий, как колокольчик.
— Командир, я и правда смогу выстрелить из пушки? — спросила она.
— Для тебя я — Мартин, — говорю ей. — А выстрелить сможешь, когда придет время.
— Но ведь я будущий врач, мое место в госпитале. Я могу быть медсестрой, — возражает девушка.
— Отлично, — выскочил Фери. — Я, душенька, ранен. Мне нужна медсестра! — И он хватается за плечо, которое ему вчера зацепило осколком мины.
Еще и гримасу корчит, разбойник!
— Меня нужно осмотреть, Муцинька!
Девушка не понимает, разыгрывает он ее или говорит правду.
— Он и в самом деле ранен, посмотри его, — говорю я.
— В самом деле? — Ее голубые глаза оживились.
— Покажи!