Словно ничего не случилось [litres]

Однажды Фрейя рассказала мне о городе, который видела во сне. Я помню, как тревожил ее этот сон, волновал своей правдоподобностью. «Мне кажется, когда-то я жила в том городе, – говорила она. – Жила среди всех этих добрых, улыбчивых людей и покинула их, а они до сих пор ждут меня». Фрейя помнила все детали этого фантомного места, каждый закоулок, каждый камень его мощеных улиц, пышный цвет тропической растительности, загорелые, почти племенные лица. «Ты не могла жить там», – смеялась я, потому что не верила в реинкарнации, и Фрейя замолкала, обиженная тем, что я не принимаю ее всерьез. «Не могла, но могла бы», – недовольно фыркала она, словно я могла своим скепсисом помешать ее фантазиям воплотиться. Кажется, ей хотелось когда-нибудь оказаться в том странном, отчего-то кажущемся ей родным городе, но потом она и вовсе перестала рассказывать мне об этом месте, а может, перестала видеть его во сне.

Я не заметила, как сон подкрался ко мне и веки отяжелели. Усталость придавила меня к постели тяжелым покрывалом, и я не стала противиться, закрыв глаза и позволяя теплу растаять в кончиках пальцев на ногах.

Спала ли я, а может, грезила наяву, но я ощутила скорее, чем увидела, как дверь в мою комнату отворилась, и в образовавшийся просвет просочилось нечто, похожее на неясный силуэт, облаченный в белое. Он медленно надвигался на меня, паря над полом, то исчезая, то проявляясь вновь с пугающей настойчивостью. Длинные светлые волосы, рассыпанные по плечам, опутали меня, когда девушка склонилась над постелью, неясное свечение и призрачность образа обездвижили меня, и сквозь холод, исходящий от размытой фигуры, как ни старалась, я не могла различить ее лица. И тут звонкий шепот, похожий на искристый смех, раздался возле моего уха, голос, от которого у меня зашлось сердце, звук, разбегающийся лунными лучами по комнате. Тонкая рука потянулась ко мне, словно призрачная фигура тоже не могла до конца узнать меня.

Я вскочила на постели.

«Город, в котором никогда не наступает ночь» – где я уже слышала эти слова? С гулко ухающим сердцем я принялась лихорадочно перебирать воспоминания за несколько последних дней. И вот оно, нашлось, почти сразу, как странно, что я не связала одно с другим тотчас, как услышала. Конюшня, Соня с поврежденной лодыжкой, Генри Мэтьюз провожает меня под сгущающимися грозовыми облаками. Но он никак не мог знать об этом сне, о городе, полном тепла и любви, о том, как мечтала Фрейя вернуться в него. Фрагмент дневника подруги хранится у меня уже много лет, кроме самой Фрейи и меня об этом никому не известно. Но в таком случае, если Генри Мэтьюзу об этом рассказала не я, то остается лишь одно: ему рассказала об этом сама Фрейя.

Я бросилась к куртке и достала карточку, на которой стоял номер Генри Мэтьюза. Непослушными пальцами вбила его номер и дождалась, пока он ответит. В этот поздний час он все еще был на работе. Он ждал меня.

Глава 20

За окном кружили и мягко опадали снежинки. На небе сквозь серые громады облаков проступили сияющие кристаллы звезд. В снежной пыли едва угадывались крыши соседних домов. Остров спит, укрытый первым снегом, и его дыхание до головокружения неслышно колышет землю.

Я драгоценный сосуд, который несет в себе правду. Я иду вперед по знакомым, но пустым и обезлюдевшим в этот час улицам, чутко прислушиваясь, как двигаются кроны деревьев, переливаясь всеми оттенками серого и лилового. Я должна огранить мое знание, насытиться им, чтобы оно прошло через меня, ожило, заговорило. Я должна прожить его и только потом смогу передать дальше. Мне нужно туда, где все это началось. Я нащупала в кармане ключ. Если верить Генри, и это вправду возвращение, то я должна вернуться туда.

Но время еще не пришло, я хочу побыть в этом царстве тишины, в которой мысли начинают прорастать.

До рассвета еще есть время.

Темные окна провожали меня. Засыпанная белым улица, запертые двери и пустая мостовая, одинокие фонари, отсчитывающие ход, – словно фрагмент сновидения. Ноги болели от ходьбы, но я не замечала призывов тела остановиться.

Улица пуста. Люди спят. Их не мучают призраки прошлого.

Десять лет. Десять лет я жила жизнью, поставленной на паузу, в ожидании чего? Одного дня? Одного раскаяния, одного объятия? Трискелион – треугольник, три ноги, три души, скрепленные причудливым изгибом, – убегающие и в то же время догоняющие друг друга, вечно рядом и вечно в недостижимости.

Фрейя. Светлый образ твой не покидает меня, твоя радость, твой смех, твоя горечь, твоя честность. Я была темнотой, но это твое светило обогревало мою жизнь. Ты умела любить и любила музыку не потому, что она украшает время. А потому, что ты сама – муза.

Ты там, откуда не доносятся звуки, – ни шороха, ни всплеска, упорхнула в будущее ли, в прошлое.

Я не рядом.

Я не рядом.