Словно распустившийся цветок

– Три года назад, в Ливерпуле.

– Три года. – Отец перевел взгляд на меня. – Только представь себе, Шарлотта.

Что я и сделала. Я как раз вспоминала о переписке, которая завязалась между мистером Тримблом и мной. И о том, что все это время я представляла его себе худощавым, ничем не примечательным мужчиной. И о том, как поверяла ему все свои мечты и надежды и как спорила из-за какой-нибудь очередной ботанической теории.

Если мне повезет, никто не узнает, что он переписывался со мной.

Подойдя к дивану, отец принялся опустошать свой жестяной тубус, раскладывая образцы растений поверх стопок бумаг. Кивнув на стул, он обратился к нашему гостю:

– Присаживайтесь, молодой человек, и расскажите мне о Новой Зеландии.

Мистер Тримбл попытался было исполнить его просьбу, но вскоре отец перебил его вопросом о лилии, а потом поинтересовался, побывал ли он уже в Австралии и действительно ли горы в колонии[10] настолько бедны флорой, как о том пишут в журналах.

Пожалуй, мне следовало бы вздохнуть с облегчением, потому что отцовские вопросы эхом вторили тем, что я сама задавала в своих письмах. Однако, на душе у меня скребли кошки – мистер Тримбл явно был озадачен тем, что отец не помнил тех вещей, которые он описывал в мельчайших подробностях. Чувствуя, что пора спасать положение, я вмешалась в их беседу.

– Ты должен помнить, папа. Он действительно побывал на острове Кэмпбелла. И свой визит он описал нам весьма подробно.

Отец опустился на стул и озадаченно нахмурился, глядя на нашего гостя.

– Полагаю, в таком случае мне лучше перечесть ваше письмо.

А наш визитер резко развернулся на стуле и в упор взглянул на меня.

– Папа? Мистер Уитерсби – ваш отец? А мне показалось, судя по тому, как вы… вы… – Он нахмурился, оборвал себя на полуслове и предпринял новую попытку. – Кажется, мы действительно не были представлены друг другу.

Тон, каким были сказаны эти слова, вызвал у меня подозрение, что виноватой в этом он отчего-то полагает меня.

– Я – Шарлотта.

Та самая, которая поддерживала его на протяжении первого, самого трудного года, когда он пытался обзавестись фермой. Та самая, которая утешала его, когда он потерял свою первую овцематку. Та самая, которая знала о его мечте – добавить к своему стаду тысячу новых голов и текстильную мануфактуру, чтобы приносить настоящую пользу колонии. Но, разумеется, Эдвард был свято уверен в том, что переписку с ним вел отец.

– Похоже, я окончательно запутался и все неправильно понял. Покорнейше прошу простить меня, мисс Уитерсби.

Отец все это время наблюдал за нами, а затем, взмахом руки обведя груды бумаг, громоздившиеся на полу у его ног, спросил:

– Где то письмо, на которое он ссылается, Шарлотта? Об острове Кэмпбелла?

Я встала и достала его из серванта, где оно хранилось среди старых налоговых уведомлений и лекций по таксономии[11].

Мистер Тримбл поднял руку, протестуя:

– Прошу вас, не стоит утруждаться. В этом нет решительно никакой необходимости. Полагаю, от своих корреспондентов вы получаете подобные отчеты дюжинами. А я с радостью расскажу вам о своем посещении острова. Я еще никогда в жизни не видел ничего подобного.

И они завели пространную беседу на эту тему, а я с некоторым облегчением вернулась к работе над своей иллюстрацией. Несколько раз пришлось воспользоваться микроскопом, дабы окончательно отринуть сомнения относительно структур, которые я раскрашивала. Я уже заканчивала, когда вдруг сообразила, что разговор мужчин прервался. Подняв голову, я увидела, что оба внимательно смотрят на меня.

– Ты ведь согласна, Шарлотта? – Отец задал вопрос таким тоном, который явно подразумевал исключительно утвердительный ответ.

– Пожалуй, да.

– Очень хорошо! – На щеках его проступил здоровый румянец, а на лице отобразилось удовлетворение. – В таком случае решено. Мы приглашаем этого славного молодого человека отужинать с нами.

* * *

Я горько пожалела о своем поспешном согласии, поскольку справедливо опасалась, что у нашей поварихи будет совершенно иное мнение на сей счет.

– Я не уверена, что миссис Харви будет в восторге.

Отец принялся задумчиво жевать свой ус.

– Ты не могла бы… договориться с ней, пока я покажу этому славному молодому человеку гранки своего первого тома?

Я согласно кивнула, но, подойдя к двери, ведущей на кухню, остановилась в нерешительности.

Изнутри до меня донесся голос миссис Харви, мурлыкавшей себе под нос какую-то мелодию без слов.

Признаюсь вам откровенно, мне очень не хотелось разговаривать с ней, тем более на столь щекотливую тему. Она считала кухню своими личными владениями, а с тех пор, как застукала меня вымачивающей засушенные образцы в одном из чайников, я впала у нее в откровенную немилость.

Когда я вошла, она как раз вытаскивала из духовки противень с почерневшим печеньем. Развернувшись, чтобы поставить его на буфет, повариха заметила меня.

Я кивнула:

– Миссис Харви.

– Полагаю, вы явились, чтобы сказать мне, что желаете всякие глупости, вроде масла, к печенью. И это после того, как я уже приготовила вам ужин!

– Нет. Ничего подобного мне не нужно.