Еще несколько минут его перо летало по бумаге. Затем он вырвал страничку из блокнота и, поклонившись, широким жестом вручил его мисс Темплтон.
— Ой! – Она восторженно прижала руку ко рту. – Какая прелесть! И какой талант! А вы, оказывается, хитрец и искусник, мистер Тримбл.
А вот мистер Стенсбери, похоже, отнюдь не разделял ее восторга.
— Взгляните, мисс Уитерсби! – Она протянула мне листок. Мистер Тримбл изобразил ее в виде смеющейся настурции. Хотя рисунок не был раскрашен, я тут же представила ее себе в жизнерадостных золотистых тонах. Набросок и впрямь выглядел забавным и трогательным одновременно. Ее восторженные возгласы привлекли к нам нескольких дам, и вскоре те затеяли отчаянное соперничество за благосклонный взгляд мистера Тримбла.
Миссис Шендлин он изобразил в виде наперстянки, ловко превратив цветок в шляпку; еще одну даму, прибывшую из Лондона, представил георгиной с многочисленными оборками на юбке. Миссис Биквит, воплощенной в образе строгой и утомленной гвоздики, рисунок тоже явно понравился.
Мисс Темплтон восторженно захлопала в ладоши:
— А теперь мисс Уитерсби.
— Нет. – Хотя я тоже была очарована тем, с какой легкостью он изображал характеры в цветах, однако не могла представить себе, кем он видит меня. И, странное дело, в тот момент мне совсем не хотелось этого знать.
Мисс Темплтон прижала веер к моим губам, призывая меня к молчанию, а сама принялась уговаривать его:
— Да. Прошу вас, мистер Тримбл. Вы должны! Этого требует простая учтивость. Вы уже нарисовали всех остальных, так что теперь настала ее очередь.
Он окинул внимательным взглядом мое лицо, словно определяя, какой цветок лучше всего мне подходит.
Я решила проявить твердость:
— Пожалуйста, не надо. Я всю жизнь провела среди цветов, и потому не нуждаюсь в том, чтобы меня изображали одним из них.
Он погладил обложку своего блокнота:
— Тем больше причин для того, чтобы нарисовать вас.
Он извлек из кармана ручку и коснулся пером страницы, но я протянула руку, останавливая его:
— Как вы это делаете? Что это у вас за ручка?
Он поднял ее вверх, показывая мне:
— Вот эта? Замечательный механизм. Ей не требуется чернильница. Контейнер с чернилами находится у нее внутри. – Он постучал ногтем по корпусу.
— Контейнер? Внутри? – Я никогда не слышала ни о чем подобном. – Откуда она у вас? – Если мне не придется носить с собой чернильницу, значит, я смогу рисовать практически в любом месте.
— Мне прислали ее из Нью-Йорка.
— Нью-Йорк. Это… в Америке?
Он кивнул, уже поглощенный своим рисунком.
Нью-Йорк? Было нечто очень странное в том, что у обычного фермера-овцевода обнаружились контакты в Нью-Йорке. И вообще, это было скорее в духе мистера Стенсбери. Или мисс Темплтон. Я подумала о том, насколько все это укладывается в мое представление о его семье, и поняла, что не нахожу объяснений.
Еще несколько минут рука его порхала над страницей. А потом он поднял голову и взглянул на меня.
— Вовсе не обязательно продолжать свои глупости.
— Глупости? Вы такого невысокого мнения о моих талантах, мисс Уитерсби?
Я почувствовала, как загорелись у меня щеки:
— Нет. Я всего лишь хотела сказать…
— Не утруждайтесь. Я знаю, что вы имели в виду.
Он так и не позволил мне взглянуть на рисунок, пока не закончил его, но мисс Темплтон стояла рядом, то и дело вздыхая при виде того, что открывалось ее взору. Но вот с последним росчерком пера он протянул листок мне.
Мисс Темплтон он изобразил буквально брызжущей юностью и красотой, которую она излучала, как запах очаровательных духов. Миссис Шендлин предстала в виде наперстянки, такой же тоненькой и хрупкой, как и она сама. А вот меня он изобразил самым обычным колокольчиком-пролеском. Лепестки образовывали немодную узкую юбку, а один из его заостренных прицветников переходил в шляпку. Простой и безыскусный цветок, тем не менее, неуловимо элегантный. Он был совершенно не похож на меня. Но, глядя на него, мне вдруг захотелось стать им.
Мисс Темплтон выхватила рисунок у меня из рук:
— О, вы совершенно верно и тонко подметили ее суть, мистер Тримбл. – Она обменялась с ним понимающими взглядами. – Но наша мисс Уитерсби отличается цепкостью и упорством, а колокольчики гнутся при малейшем порыве ветра. – В словах ее прозвучал невысказанный упрек.
— Только когда они вырваны из привычной и родной им среды. А вот если предоставить их самим себе, то они – самые стойкие и закаленные цветы в округе.
— Да, но если не срывать их, то как можно любоваться их красотой? – Недоуменно нахмурившись, она покинула его, взяв мистера Стенсбери под руку и отправившись с ним к группе женщин, чтобы продемонстрировать им рисунок.
Там, где следовало, я должна была воздать должное:
— У вас редкий талант.
— К салонным забавам – возможно.
К тому времени все остальные оставили нас одних.
Он несколько мгновений вглядывался в мое лицо, после чего перевел взгляд на чистый блокнот:
— Вам не понравился мой выбор?
— Неужели я напоминаю вам колокольчик, мистер Тримбл? Это же самый обычный цветок. Его даже можно назвать простецким.