Словно в раю

Она… Ей не нужно…. Маркус сглотнул. Он не хочет, чтобы она плакала. Он так устал. Он не так много понимает сейчас, но это знает наверняка.

– Ты напугал меня, – произнесла Онория. – Готова спорить, ты не думал, что сможешь сделать это.

Она говорила так, словно пыталась пошутить, но он видел, что она притворяется. Однако Маркус оценил её попытку.

– Где миссис Уэзерби? – Спросил он.

– Я отправила её спать. Она измучена.

– Хорошо.

– Она ухаживала за тобой самым тщательным образом.

Он снова едва заметно кивнул, надеясь, что Онория увидит. Экономка выхаживала его, когда он болел в последний раз, в одиннадцать лет. Отец не зашёл в комнату ни разу, а миссис Уэзерби не отходила от его постели. Маркус хотел рассказать Онории об этом случае или о том, как отец уехал из дома в канун Рождества, и миссис Уэзерби развесила столько веток, что в Фенсмуре пахло как в лесу на протяжении недель. Это было его самое лучшее Рождество – до тех пор, пока его не пригласили праздновать к Смайт-Смитам.

Там ему было лучше всего. И всегда будет.

– Хочешь ещё воды? – спросила Онория.

Маркус хотел пить, но не был уверен в том, что ему хватит сил сделать глоток.

– Я помогу тебе, – проговорила она, поднося стакан к его губам.

Он отпил и устало вздохнул.

– Нога болит.

– Наверное, там до сих пор вывих, – кивнула Онория.

Маркус зевнул.

– Это словно…. Небольшое пламя. С маленькой кочергой.

Она широко раскрыла глаза. Маркус не винил её. Он сам не понимал, что имеет в виду.

Она наклонилась, нахмурилась с тревогой и снова приложила руку к его лбу:

– Ты снова стал горячим.

Маркус попытался улыбнуться. Кажется, ему удалось это сделать одной стороной рта:

– Разве я не был таким до этого?

– Нет, – честно ответила Онория. – А сейчас ты горячий.

– Он приходит и уходит.

– Жар?

Он кивнул.

Губы Онории напряглись, и она стала выглядеть старше. Не старой, она не могла выглядеть старой. Но она казалась озабоченной. Волосы у неё такие же, как раньше, они уложены в обычный свободный узел. И двигается Онория так же, в своей манере.

Но глаза у неё стали другие. Как будто темнее. Её глаза были словно прикованы к его лицу. Это ему не понравилось.

– Можно мне ещё воды? – спросил он. Он никогда прежде не испытывал такой сильной жажды.

– Разумеется, – быстро ответила Онория, наливая воду из графина в чашку.

Он выпил её залпом, снова слишком быстро и утёрся тыльной стороной ладони.

– Температура, возможно, снова поднимется, – предупредил он.

– Лихорадка. – Это был не вопрос, а утверждение.

Он кивнул:

– Я подумал, тебе следует знать.

– Я не понимаю, – сказала Онория, принимая стакан из его дрожащей руки. – Ты был совершенно здоров, когда я видела тебя в последний раз.

Маркус попытался вздёрнуть бровь без уверенности в успехе.

– О, хорошо, – признала она. – Не совсем здоров, но ты явно выздоравливал.

– У меня был кашель, – напомнил он.

– Я знаю. Я просто не думаю…. – Она издала самокритичное фырканье и покачала головой. – Что я говорю? Я не разбираюсь в болезнях. Я даже не знаю, почему решила, что смогу ухаживать за тобой. Я вообще не думала.

Маркус не представлял, о чём она говорит, но по какой-то необъяснимой причине её слова сделали его счастливым.

Она села в кресло рядом с ним:

– Я просто приехала. Пришло письмо от миссис Уэзерби, и я даже не задумалась о том, что я ничем тебе не могу помочь. Я приехала, вот и все.

– Ты помогаешь мне, – прошептал Маркус. Так оно и есть.

Он уже почувствовал себя лучше.

Глава 9

На следующее утро Онория проснулась от боли. Шея затекла, спина болела, а левая нога совершенно онемела. Ей было жарко, и она обливалась потом, что помимо очевидного неудобства, заставляло её чувствовать себя крайне непривлекательной. И даже благоухающей. Под «благоухающей» она подразумевает….

О, чёрт, она знает, о чём речь, и любой человек в радиусе пяти футов также поймет, в чём дело.

Онория закрыла окно после того, как Маркус заснул. Ей было мучительно больно это делать, такой поступок противоречил здравому смыслу. Но ей не хватило уверенности, чтобы нарушить указания доктора и оставить окно открытым.

Онория пошевелила ногой и поморщилась, когда ощутила, как маленькие иголочки впиваются в плоть. Проклятие, как же она ненавидит, когда затекают ноги. Девушка наклонилась, чтобы растереть ступню, пытаясь восстановить циркуляцию крови, но от этого всю нижнюю часть ноги словно охватило огнём.

Зевая и постанывая, девушка встала, пытаясь не обращать внимания на зловещий хруст в суставах. Именно по этой причине люди не спят в креслах, подумалось ей. Если она проведёт здесь следующую ночь, то уляжется на полу.

Хромая, Онория подошла к окну, чтобы раздвинуть занавеси и впустить немного света. Маркус ещё спал, и ей не хотелось, чтобы свет был ярким, но она ощущала сильную потребность увидеть его. Цвет его кожи, круги под глазами. Что делать с этой информацией, Онория ещё не знала, но она ни в чём не была уверена с тех пор, как вошла в эту комнату прошлой ночью.

И ей требовалась причина для того, чтобы выбраться из этого проклятого кресла.