Словно в раю

Она попыталась медленно отодвинуться в сторону. Только бы не разбудить Маркуса. Наверное, он даже не знает, что она здесь. В буквальном смысле рядом, возле него, бок о бок, соприкасаясь ногами. И точно не в том дальнем углу кровати, где она легла ночью.

Согнув колени, девушка упёрлась пятками в матрас в поисках опоры. Вначале она подняла бёдра, сдвинув их на дюйм вправо, потом плечи. Снова бёдра, переставила ноги. Опять плечи и …

Бум!

Рука Маркуса тяжело приземлилась на неё.

Онория снова замерла. О небо, что же ей теперь делать? Может, если подождать минуту-другую, он снова вернётся в прежнее положение.

Она подождала. И ещё подождала. И Маркус начал двигаться.

Прямо на неё.

Онория нервозно сглотнула. Она не знала, который час – рассвет уже наступил, но кроме этого, никаких подсказок не было. И ей очень сильно не хотелось, чтобы миссис Уэзерби застала её распростёртой на постели под Маркусом. Или её мать, что ещё хуже.

Конечно, никто не станет плохо думать о ней, особенно после всего, что произошло днём раньше. Но она не замужем, а Маркус холост, и они лежат в кровати, и на Маркусе очень мало одежды, и…

И этого достаточно. Она встаёт. Если он проснётся, так тому и быть. По крайней мере, его не разбудит пресловутое дуло пистолета, подталкивающее к алтарю.

Онория выбралась из кровати, пытаясь не обращать внимания на приятные сонные звуки, которые издавал Маркус, устраиваясь под своим покрывалом. Едва оказавшись на ковре, она быстро взглянула на его ногу. Кажется, она заживает положенным образом, не было ни малейшего признака страшных покраснений, о которых предупреждал доктор Уинтерс.

– Благодарю, – прошептала Онория, вознося коротенькую молитву за его выздоровление.

– Всегда пожалуйста, – шёпотом ответил Маркус.

Онория взвизгнула от неожиданности, подпрыгнув на целый фут.

– Прости, – покаялся Маркус, но он уже расхохотался.

Самый прекрасный звук, который Онории доводилось слышать.

– Я благодарила не тебя, – дерзко ответила она.

– Знаю, – улыбнулся он.

Онория попробовала разгладить юбки, которые измялись ужасно. На ней оставалось то самое голубое платье, которое она надела в Лондоне – прости, Господи – два дня тому назад. Она даже представить себе не могла, на кого сейчас похожа.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Гораздо лучше, – ответил Маркус, усаживаясь. Онория заметила, что он натянул на себя одеяло. Именно поэтому её румянец был сейчас скорее розовым, чем багрово-красным. Забавно. За вчерашний день она сотни раз видела его голую грудь, кромсала и резала его голую ногу. А ещё она мельком видела его ягодицы, когда он метался в горячке, о чём ему, конечно, не расскажет. Но теперь, когда они оба пришли в себя, и Маркус больше не находится на пороге смерти, она не может взглянуть ему в глаза.

– Всё так же болит? – спросила девушка, указывая на повреждённую ногу, торчавшую из-под покрывал.

– Скорее, ноет.

– У тебя останется ужасный шрам.

Маркус лукаво улыбнулся:

– Я возгоржусь и стану лицемерить.

– Лицемерить? – повторила за ним Онория, не сдержав удивления.

Он наклонил голову, разглядывая чудовищную рану:

– Думаю, что смогу представить дело так, будто я сражался с тигром.

– С тигром. В Кембриджшире.

Он пожал плечами:

– Значит, с акулой.

– С дикой свиньёй, – предложила она.

– Это куда менее достойно.

Онория сжала губы и хохотнула. Он тоже, и именно тогда Онория позволила себе поверить – он выздоровеет. Это настоящее чудо. Другого слова она подобрать не могла. Лицо Маркуса порозовело, и, хотя он исхудал, глаза его были ясными.

Он будет жить.

– Онория?

Она вопросительно взглянула на него.

– Ты покачнулась, – сказал Маркус. – Я бы мог тебя поддержать, но….

– Я чувствую себя немного неустойчиво, – проговорила она, подходя к кровати. – Думаю, что ….

– Ты ела?

– Да, – ответила Онория. – Нет. Немного. Мне, наверное, нужно поесть. Думаю, что я просто чувствую облегчение.

И, к полному своему ужасу, она начала всхлипывать. Слёзы подступили неожиданно, подобно высокой океанской волне. У неё внутри всё было словно завязано узлом. Она так долго держалась, а теперь, когда узнала, что Маркус поправится, стала разваливаться на куски.

Онория была словно туго натянутая струна скрипки, а теперь она разорвалась надвое.

– Извини, – проговорила она, вздыхая между всхлипами. – Я не знаю…. Не хотела…. Просто я так счастлива…

– Тише, тише, – вполголоса сказал Маркус, беря её за руку. – Всё хорошо. Всё будет хорошо.

– Знаю, – всхлипывала она. – Я знаю. Поэтому и плачу.

– Поэтому я тоже плачу, – тихо сказал он.

Девушка повернулась. Слёзы не лились у него по щекам, но глаза были влажные. Она никогда не видела, чтобы он так открыто проявлял свои чувства, никогда не подозревала, что это возможно. Дрожащей рукой она притронулась к его щеке, затем к уголку глаза, отдёрнув палец, когда одна слезинка коснулась её кожи. И тут Онория сделала то, что застало врасплох их обоих. Она обняла Маркуса, уткнувшись лицом в его шею и прижавшись к нему.

– Я так испугалась, – шепнула она. – Я даже сама не понимала, как сильно я испугалась.