Слово

Отдуваясь, в переднюю ступил Аронов: рубашка пропотела, шляпа в руке. Кого угодно мог ожидать в этот день Гудошников, но только не хранителя. В памяти стояла их последняя встреча…

Но в этот день настроение было такое, что Никита Евсеевич будто и обиду забыл. Все, конечно, помнилось, но визит этой девочки, молоденькой учительницы, неожиданное и скорее всего интуитивное признание ею программы Гудошникова словно омолодили его. Столько лет подряд он писал письма в министерство, беседовал и убеждал директоров школ, чтобы изменили и обогатили курс русского языка и литературы, — все напрасно. А тут приходит девочка-выпускница и сама просит помощи. Чудеса!

Гудошников вышел навстречу Аронову, поздоровался, не подавая руки, и жестом пригласил к себе в кабинет. «С чем же ты пожаловал? — думал Гудошников. — Что тебе на сей раз потребовалось?»

Хранитель повесил шляпу на спинку кресла, сел, с удовольствием вытянул усталые ноги.

— Пока до тебя доберешься — семь потов сойдет, — посетовал он. — Занесло же тебя в старый город…

— Здесь тихо, — сказал Гудошников. — Работать не мешают.

— Здоровье как? — участливо спросил Аронов.

— Что здоровье? Как видишь! Не жалуюсь. «И этот крутит вокруг да около, — подумал Гудошников. — Договорились они, что ли?»

— Может, в больницу тебя устроить? В клинику? — предложил хранитель. — У меня есть… знакомые, приятели в клинике. Я бы устроил.

— Что это ты так заволновался о моем здоровье? — насторожился Гудошников. — У меня сын — врач, и мне твои услуги…

— Возраст, Никита Евсеич! — вздохнул Аронов. — Надо помогать друг другу. В старину обычай был: в нашем с тобой возрасте люди начинали о душе думать.

Гудошников расхохотался.

— Ты случайно моего соседа сейчас не встретил?

— Нет… А что?

— Да так, — смеясь, отмахнулся Никита Евсеевич. — Совпадение!

— А-а… Так вот люди, говорю, о душе думали, от мирских дел отходили, молились, нищим подавали, а кто побогаче — часовенки ставили, церкви строили…

— Это кто грешил, тот и откупался! — отрубил Гудошников.

— А ты не грешил?

— Мои грехи — это мои! Я с ними как-нибудь сам, без Божьей помощи…

А про себя подумал: «Ясно, зачем пришел Аронов. Новая попытка выклянчить что-нибудь. Решил, что капля камень точит, о душе заговорил. Нет уж, легче простить писателя Цитовичева, который когда-то предал анафеме дело Гудошникова и который последние пять лет пишет ему вдохновенные письма и шлет денежные пожертвования на организацию экспедиций. (С этими деньгами только и хлопот было, что ходить на почту да отправлять назад.)

— Ты, Никита Евсеич, в свою сокровищницу пускаешь? — вдруг спросил Аронов.

— А почему же не пускаю? Пускаю! — сказал Гудошников. — Посмотреть всегда пожалуйста, можешь даже потрогать…

Желающих осмотреть крупнейшую и редкую частную коллекцию было достаточно. Шли к Никите Евсеевичу студенты и писатели, геологи и ученые, иностранцы и священники. Одни просили рассказать об истории собрания, другие глядели молча; одни с благоговением брали в руки списки XV века, другие профессионально листали ветхие страницы рукописей, делая пометки в блокнотах.

Однажды знакомый экскурсовод из музея привел ученого-иностранца. И пока тот бродил вдоль шкафов, делая удивленное лицо и, будто слепой, ощупывая корешки книг, экскурсовод сунул Гудошникову записку ответственного работника, курирующего науку. «Дорогой товарищ Гудошников! — прочитал Никита Евсеевич. — Убедительно прошу вас предоставить возможность господину Вайнеру из Германии ознакомиться с вашим собранием и сделайте ему небольшой подарок, желательно что-нибудь из рукописей. Стоимость мы вам оплатим через музей. Господин Вайнер очень много сделал для развития отношений с нашей страной в области науки».

Никита Евсеевич спрятал записку в карман и стал ждать конца экскурсии. Иностранцу объяснять ничего не требовалось: видимо, в книгах толк знал. Он вышел из хранилища немножко усталый, но уходить не спешил. Экскурсовод ждал, исподтишка и жестами поторапливая Гудошникова. Ждал и господин Вайнер, поглядывая с улыбкой то на хозяина собрания, то на своего гида. Однако настроение его постепенно портилось.

— Экскурсия окончена, — сухо произнес Гудошников и запер хранилище. — Всего хорошего, господин Вайнер…

— Сегодня с утра девушка приходила, — продолжал Гудошников. — Так я ей не только показал, а еще три книги с собой дал. Рукопись XVI века, старопечатную, и букварь поморский. Ты ей не дал — а она приходила к тебе! — а я — дал!

— Вот даже как? — изумился хранитель. — Неслыханное дело…

— Ты ведь не на собрание посмотреть пришел, — сказал Никита Евсеевич, отпирая дверь библиотеки. — Говорил бы уж сразу. Опять материалы по скитам потребовались?

— Ишь ты, «сразу»! — весело проворчал Аронов. — Да, забронировался ты. Не хранилище, а танк…

— И в танках горят…

— Пожара боишься?

— Людей больше боюсь. И крыс.

— M-м? Воры, грабители?

— И их тоже, — бросил Гудошников.

— Одним словом, Никита Евсеич, — Аронов встал перед Гудошниковым, — у библиотеки появилась возможность купить рукописи. Разумеется, по государственной цене.