– Не у тебя! – рассмеялся хранитель. – Про тебя я знаю… Один человек… Короче, унаследовал он бабушкины или материны книги, что-то около полусотни единиц, и теперь предложил нам купить. Мне нужен толковый оценщик, эксперт. У меня практика слабовата, а ты, Никита Евсеич, мастер в этом деле.
– Мягко стелешь, мягко, – проворчал Никита Евсеич.
– Я без всякого подвоха, пришел к тебе за помощью.
– На деньги я оценить не могу, – отмахнулся Гудошников. – Не пробовал. Ищите другого.
– А на деньги и не надо! Ты посмотришь, что за книги, а мы по ценнику определим. Понимаешь, в отделе специалистов не осталось: кто в отпуске, кто в командировке – лето…
Гудошников согласился. Любопытно было взглянуть на незнакомые, вдруг вынырнувшие из толщи веков книги.
Аронов усадил его в «Победу» и повез куда-то в глубь города. Ехать было хорошо, машину покачивало, улицы сверкали витринами, солнце только набирало силу, и в кабину врывалось мягкое по-осеннему тепло. Хранитель заметил приподнятое настроение Гудошникова, похлопал его по. плечу.
– Сидишь дома! Погляди, жизнь какая идет!
Никита Евсеич покосился на него, но промолчал.
Они приехали к новому дому на окраине и поднялись на третий этаж. Дверь открыл хозяин книг – мужчина лет тридцати, с грубоватым, простецким лицом. Гудошникову запомнились его неожиданно голубые глаза. Что-то подкупающее было в них, располагало к доверию, к тихой, задушевной беседе.
Хозяин пригласил их в квартиру и зачем-то выглянул на лестничную площадку, словно хотел зазвать еще кого-то.
– Прошу, прошу, – часто повторял он с улыбкой. – Прошу в эту комнату… Здесь жила мама…
Старообрядцы, перебравшиеся в город, стремились устроить свой уголок в доме, чтобы все там выглядело, как в старину, как у себя в деревне. Гудошников уже бывал в таких домах и каждый раз ощущал прилив жалости к этим людям. Их стремление было настолько сильным, а возможности так бедны, что получалась не деревенская изба, не городская квартира. Так они и доживали, эти старики и старухи, словно подвешенные между небом и землей.
Гудошникову хватило одного взгляда, чтобы определить, что старушка была поморского толка: несколько иконок с лампадкой на стене, на журнальном столике – книги, накрытые выбивной салфеткой, над кроватью, с никелированными головками, восьмиконечный крест из черного от времени, лоснящегося дерева. Постель убогая, тощий матрасец, лоскутное одеяло… Гудошников для верности пощупал – в матрасе солома. За койкой – сундук. «Ором, поди, старуха орала, когда перевозили…»
– Мать-то как звали? – 7 спросил Гудошников.
– Феодосья, – ответил хозяин.
– Ишь ты, а фамилия?
– Аршиновы мы, – по-деревенски ответил наследник, не скрывая любопытства, – Знакомые, что ли?
– Да нет, – проронил Никита Евсеич. – Была еще одна Феодосья, Морозова… Слышали?
– Безусловно, – почему-то облегченно улыбнулся хозяин. – Мятежная боярыня…
– Ну, показывайте свой товар. – Гудошников нетерпеливо шагнул к журнальному столику.
– Какой это товар? – вздохнул наследник. – Это книги, от матери остались.
– Если продаете; значит, товар, – отрезал Гудошников, сдергивая салфетку. – Книги – книгами, товар – товаром.
Никите Евсеичу придвинули табурет. Аронов встал рядом. Наследник и шофер «Победы», приглашенный в комиссию как свидетель, замерли позади. Гудошников стал перебирать книги на столике. Рукописных не оказалось. Вернее, был один требник, написанный скорописью в прошлом веке. В основном наследство Аршинова состояло из печатных книг восемнадцатого и девятнадцатого столетий, и лишь несколько было старопечатных. Видно было, что книги собраны случайно, как это зачастую бывало в старообрядческих деревнях. Умирал человек – книги его раздавались родне и знакомым, потом, если были одинаковые, что-то обменивалось, что-то отдавалось в дар, в жертву. И в результате получалась мешанина, редко содержащая что-нибудь ценное. Но обычно среди кержаков всегда находился знающий в книгах толк человек, и все лучшие рукописи уходили к нему, липли, как липнут деньги к деньгам.
– Да… – протянул Никита Евсеич, закончив осмотр. – Худ твой товар. В базарный день – полушка… Я-то подумал, здесь…
– Это тебе не Северьянов монастырь, – усмехнулся Аронов. – И не двадцать второй год… Ничего, мы и эти возьмем. Если что, в обмен пустим. Получше у нас уже есть, и еще будут…
Хранитель на что-то намекал, но Гудошников не прислушивался и намек его пропустил мимо ушей.
– Как это худ? – забеспокоился наследник – Старинные книги!
– У старинных книг, парень, тоже своя цена имеется, – бросил Гудошников и встал.
– Не кипятись, Никита Евсеич, – добродушно сказал Аронов. – Чего ты разошелся? Книги возьмем, по двадцать рублей за каждую…
– По двадцать? – удивился наследник. – Ну, простите! Мне за них по сто давали! Я отказывался. Да! Приходил человек и предлагал по сто рублей… А я решил – в библиотеку, государству.
– Может быть, у вас еще что-то есть? – спросил Аронов. – Покажите.