Слово Гермионы

Гоп, гоп, гоп, шинагоп, а мы спиваем!
Гоп, гоп, гоп, шинагоп, а мы танцуем!
Гоп, гоп, гоп, шинагоп, мы зажигаем!
Гоп, гоп, гоп, шинагоп, мы возбуждаем[48]

!

И бешеным кроликом скачу по гостиной, переворачивая кресла, столики и стулья. В какой-то момент понимаю, что гостиная слишком мала для распирающей во все стороны энергии. Полная Дама едва успевает отскочить в сторону. Продолжая что-то невнятно орать, скачу по ступеням вниз. Навстречу поднимаются студенты Гриффиндора. Мальчики и девочки после ужина спокойно и неторопливо идут в родную башню, а тут такой бешеный я. Скачу по ступеням, запрыгиваю на перила и машу палочкой над головой, вроде как танцую. Гриффиндорцы шарахаются в стороны, краем сознания отмечаю смешки: «Чокнутая Грейнджер, наконец, окончательно сошла с ума!» И только префект Персиваль Игнатиус Уизли отважно загораживает дорогу. Весь такой надменный, рыжий и строгий.

— Гермиона Грейнджер! Твоё поведение позорит весь факультет!

— Перси, ты зануда!! — хохочу во всё горло. — Давай лучше станцуем жигу-дрыгу!!

И прыгаю на него прямо с перил. Префект сбит с толку и ног. Вскакиваю, с двойным поворотом вокруг оси. Мвахаха, я повелитель балета на льду! Коньки мне, коньки! Сейчас будет эпический заезд на коньках вниз по лестнице! С тройным тулупом и двойным переворотом!

— Ступефай! — летит в спину от Перси.

— Протего! — тело реагирует само.

Застывшие по краям лестницы студенты молча смотрят. Персиваль Уизли, красно-рыжий и разозлённый, кидает следующий закл.

— Импедимента!

Хохоча во всё горло, ухожу в сторону и кастую в ответ.

— Агуаменти!

Струя воды окатывает Уизли, приводя Префекта в бешенство.

— Петрификус То…, - начинает Перси, но…

— Агуаменти!

И ещё одна струя воды влетает ему прямо в рот. Заклинание заканчивается на середине. Лестница скрипит и начинает поворачиваться. С криком «всем чмоки!» безумной птицей перелетаю через пустоту. Вроде Гарри и Рон дёрнулись вслед, но не рискнули. Ещё бы, метра два прыжок на высоте третьего этажа! Но мне все нипочём, я всемогущ, энергия несёт меня!

Студенты гриффиндорцы по-прежнему молча смотрят вслед. Фу, зануды, сейчас бы устроили дискотеку, зажгли не по-детски! Подпрыгивая, перепрыгивая через две ступени и пританцовывая, несусь вниз, в Большой Зал. От там дискотека будет что надо!! Из Большого Зала выбегает профессор Флитвик. Точно, вот он и обеспечит нам магические колонки! Большой Зал — он реально большой, колонки должны качать, чтобы в каждом углу было слышно!

Ну, нет, я так не играю. Флитвик выхватывает палочку и наставляет на меня.

Эх, так весело танцевал на лестнице, а бяка-профессор меня скрутил! Толстые верёвки, появившись из воздуха, в мгновение ока скручивают руки и ноги. Ах так, ну давайте сразимся! Прикрыв глаза, делаю выброс силы всем телом. Верёвки моментально разрывает.

— Экспеллиармус! — кастует Флитвик.

И моя палочка, которой так весело было дирижировать музыку, улетает к нему. Хахахаха, коротышка так забавно смотрится с двумя палочками наперевес! Потанцуем, потанцуем! Кастую с двух рук.

— Агуаменти!

Струя воды, под напором как из пожарного гидранта, несётся на декана Рэйвенкло, но, оказывается, невербальный щит уже скастован Флитвиком. Обмениваемся ударами, кружим, танцуем на лестнице. Я хохочу и прыгаю бешеной макакой по перилам, атакуя профессора со всех сторон. Ну, чем не магические танцы? Весело!

— Да, профессор! — раздаётся крик с верхних пролётов. — Изматывайте её!

Лёгкий поворот. О, какие люди! Мадам Помфри собственной персоной! И тут такого отвлёкшегося меня опять скручивает заклинание от Флитвика. Чувствую разочарование, а ведь мы могли так славно потанцевать с медсестрой! Или врачом? Да с обеими! Выброс силы — верёвки лопаются, и внезапно меня отпускает.

Мозг возвращается на место, и я осознаю, ЧТО творил последние десять минут.

Всё, это конец. «Ещё никогда Штирлиц не был так близок к провалу[49]». Падаю в изнеможении на лестницу.

Меня куда-то несут, то есть левитируют по воздуху. Впрочем, почему куда-то? В медпункт, батенька, в медпункт. Хорошо ещё, что не в морг! Рядом идёт мадам Помфри, лицо такое рассерженное, как будто я не оправдал каких-то её надежд. Странно, но, думаю, мне ещё выскажут. О, сонеты Шекспира померкнут перед той эпической сагой, которую расскажут о моём долбоебизме. Отойдя от вспышки, теперь и сам вижу, что творил всякое безумное и невообразимое.

С чего бы, кстати?

Как будто мозг выключился, а обезьяна внутри включилась.