Слово говорящего

Кагэро просил один день и одну ночь и срок этот иссяк. Снова горел посреди круглой площадки, покрытой слоем глины, которую утрамбовали до состояния камня, костер. Дзюбэй пришел на собрание со страхом в сердце. Ночь решений. Ночь, в которую все изменится - возможно, к лучшему, но гораздо вероятнее, что к худшему. Дзюбэй, впрочем, едва увидел людей и ухающий огонь, тут же успокоился. Страх в нем перешел в чувство обреченности. - Добрый вечер, Дзюбэй-сан! Он кивал на все стороны. Потом уже, заняв свое место, оглядел присутствующих. - А где Кагэро... кун? - Приходил. Сказал, что ему нужна минута, чтобы приготовиться. Дзюбэй сел - у него подкосились ноги. О, великая Аматэрасу, неужели ты допустишь бесчинство?.. Неужели допустишь? Он пододвинулся поближе к костру, чтобы оранжевый свет скрывал бледность. Дзюбэй не желал, чтобы люди заметили на его лице признаки беспокойства, а как скрыть их старик не знал. - Кагэро... Кагэро... Он вскинул голову и увидел того, кто, возможно, сейчас же разрушит его жизнь. Дзюбэй встал, а пламя костра, как назло, взметнулось метра на полтора вверх. Старик зашипел на того, кто не вовремя подбросил порцию хвороста. - Ну, здравствуй, Кагэро-кун, - медленно выговорил Дзюбэй. - Какую весть ты принес нам? - Я выполнил обещание. Вели привести дочь Дзакуро, чтобы все смогли увидеть: я не причинил ей физического вреда. Дзюбэй согласно кивнул головой и через несколько минут Камари вступила в дрожащий круг света. - Причинил ли тебе этот человек, - Дзюбэй указал на Кагэро, - боль? Прикасался ли он к тебе хотя бы взглядом в последние день и ночь? Камари удивленно оглядела обнаженного до пояса Кагэро с грязным мешком из самой грубой ткани в руке. - Нет, Дзюбэй-сан, я даже не видела его. Она снова посмотрел на Кагэро, как, впрочем, и все присутствующие. Тот улыбнулся и тихо повторил: - Я выполнил свое обещание, Дзюбэй-сан, придумал достойное наказание для согрешившей с врагом, не причинив ей ни малейшей физической боли. И повернулся к Камари. - Возьми, - он протянул ей мешок. Та взяла обеими руками и так и замерла. Даже в неверном свете костра было видно, как бледно ее лицо. - Открой же, - Кагэро кивнул на собранную в пучок горловину мешка. Камари взялась за мешок одной рукой так, чтобы горловина открылась. - Не вижу, - сказала она. - В мешке лишь чернота. - Опусти туда руку и вытащи то, что там лежит. Камари запустила руку в мешок, но тут ее лицо стало даже не белым, а голубым. Дзюбэю показалось, что глаза Камари сейчас выкатятся из орбит. А Кагэро стоял, глядя на нее. Смотрел совершенно спокойно. Без всяких эмоций. Даже с немного скучающим лицом, будто говорил: "Скорее бы эти соплежуи закончили и я смог пойти домой". Когда рука Камари показалась из кулька, Дзюбэй увидел, что между пальцев торчт что-то черное, явно мокрое, слипшееся. Камари опустила взгляд. Губы ее раскрылись, но из горла вылетело только сдавленное хрипение. Она разжала пальцы и мешок вместе с содержимым, глухо стукнув, упал на глиняную площадку. Она так и осталась стоять и смотреть прямо перед собой. Дзюбэй испугался, заозирался по сторонам, но не встретил ни одного взгляда, направленного на него. Мешок схватил с земли Кагэро. Сам сунул туда руку и быстро вытащил. На ладони у него лежал большой темно-красный ком. - На, держи, шлюха, - он бросил ком Камари и та чисто механически поймала. - Теперь сердце твоего возлюбленного всегда будет с тобой. А это, он снова сунул руку в мешок и снова вытащил, - нет, это я тебе не дам! Он поднял над головой страшный предмет - то была отрезанная голова человека. Даже не отрезанная, а отрубленная, причем, не одним ударом, а несколькими. - Дакуан! - выдохнул невесть откуда взявшийся Дзакуро. - Да, Дзакуро-сан, это он, Дакуан. Враг, с которым ваша дочь... - Не-ет!!! - заорала Камари. Она выронила уродливый иссиня-багровый ком и схватилась руками за лицо. Вслед за пальцами тянулись красные следы. Не-ет!!! Она захлебнулась криком, повалилась на землю и, кажется, потеряла сознание. Кагэро безразлично пожал плечами. - Я выполнил свое обещание, Дзюбэй-сан, - он бросил голову в костер и пламя, чавкнув, приняло жертву. - Я все сделал, как было обговорено. И он исчез в темноте. Когда Дзакуро, дрожа, склонился над дочерью, ее сердце уже перестало биться. Камари была мертва. - Умерла... - просто сказал Дзакуро. И страшно-пустыми глазами посмотрел на Дзюбэя, который увидел в этих глазах то, чего боялся больше всего. - Сволочь! Подонок! Где-то слева блеснула сталь клинка. Дзюбэй закрыл глаза - сжал веки, как только смог. Но удара все не было. Вместо него - пустые глаза Дзакуро. - Не так, - сказал он. - Моя дочь совершила страшное. Дакуан... был простым человеком, но он был сыном нашего врага, заклятого врага, значит, он тоже был нашим врагом. Все помнят, как _они_ убивали нас. Ночью. Во сне. Подло. Но моя дочь умерла еще более страшной смертью. Этого можно было избежать. - Это Кагэро... - в отчаянии прохрипел Дзюбэй, но его уже никто не слышал и не слушал. - Ты ответишь за смерть Камари, - сказал Дзакуро и в голосе его не было даже намека на эмоции. - А с Кагэро мы поговорим после. Дзюбэй быстрым движением выхватил из-под пояса короткий, но очень острый кинжал. - Душу... открыть... хочу... - хрипел он - слова застревали в горле и никак не хотели выходить свободно. Но кинжал выбили у него из рук, а сами руки связали под согнутыми коленями ремнем. Связали так, что колени упирались Дзюбэю в лицо, а согнутые ноги были обвязаны такими же ремнями. - Стойте! - крикнул Дзакуро. - Зачем ждать до утра? Смотрите, костер горит уже не так сильно. Давайте положим его туда, когда огонь станет совсем слабым. - Дзакуро, что ты делаешь! - закричал Дзюбэй, внезапно обретя голос. - Ты сошел с ума! Ямэро! Дамэ! - Да, я сошел с ума, - прошептал тот, наклонившись к самому уху Дзюбэя. Примерно через полчаса костер перестал ухать и трещать. Пламя еще лизало черные угольки, но прежней силой оно уже не обладало. Дзюбэя подняли и осторожно положили прямо в центр кострища. Огонь, почуяв новую пищу, запрыгал вокруг тела. Дзюбэй стал дергаться, мычать что-то, но его одежда, видимо, пришлась пламени по вкусу. Да к тому же кто-то подбросил немного свежего хвороста и пару крупных дровин. Люди стояли, смотрели, слушали непрекращающиеся крики - более нечеловеческих криков не слышал, верно, еще никто. А потом, когда Дзюбэй затих, разошлись по домам. Только Дзакуро остался сидеть над мертвой дочерью.