Слово и дело. Книга 1. Царица престрашного зраку

И долго стоял над гробом великого канцлера, размышляя о коварстве Миниха, склонного к дружбе с Францией… Вот бы и его туда же, вслед за канцлером! Но… как? Две кометы пролетали над Россией рядом, одна к другой вприжимку – Остерман и Миних (Бирен в счет не шел: словно вор полуночный, он крался по России в тени престола). У гроба канцлера Остерман решил: «Устрою-ка я Бирену хорошую щекотку, разорву ленточки его дружбы с Минихом…»

– Рейнгольд, – сказал Остерман, очнувшись, – я вас довезу…

В карете сидя, вице-канцлер интриговал:

– Императрица напрасно доверяет Миниху… Если бы она знала, бедняжка, каков этот хамелеон! Боже, хоть бы раз услышала она, какими словами он поносит графа Бирена! Ужасно, ужасно…

– Но Миних дружит с обер-камергером, – заметил Левенвольде.

– Чушь! – отвечал Остерман. – В управлении артиллерией русской Миних запутался. Артиллерию от него надо спасти и генерал-фельдцейхмейстером сделать опытного принца Людвига Гессен-Гомбургского… Вы поняли? А если нет, так и напишите брату Густаву в Варшаву: он вам ответит, что нет чумы подлее, нежели зазнайка Миних…

Сделано! Во главе артиллерии поставили принца Людвига – того самого, у которого «слово» с «делом» не расходилось: где что услышит – сразу донесет. Миних озверел: такие жирные куски, как артиллерия, под ногами не валяются. Хлеб ему оставили, а масло отняли. Кормушку от его морды передвинули к другой морде…

Фельдмаршал не щадил трудов своих. Но не щадил и слов для восхваления трудов своих. Золотой дождь уже просыпался на него, и в звоне золота чудилась ему фортуна трубящая: «Слава Миниху, вечная слава!». Почуяв железную хватку Остермана, он еще крепче сколачивал дружбу с Биреном… Ему, Миниху, постель с Биреном не делить, потому и дружили пламенно, чтобы сообща под Остермана копать… Один перед другим монетами древними хвастали.

– А вот, граф, – сказал однажды Миних, в ладонях серебром темным брякнув. – Такой монеты у вас в «минц-кабинете» не найдется. Монета Золотой Орды времен ужасных для России! И называется «денга», что в переводе с татарского значит «звенящая»… Ну как? Завидуете?

Глаза Бирена, до этого скушные, оживились.

– Да, – ответил, – у меня такой нет… Продайте, маршал!

– Никогда! – отказался Миних. – А вот еще одно сокровище: монета тмутараканского князя Олега Михайлы, и здесь вы зрите надпись таковую: «Господи, помози Михайле»… Сей раритет есть у меня и… в Риге у врача Шенда Бех Кристодемуса.

– Кристодемус? Вот как? – удивился Бирен, хмыкнув…

Так они дружили. Но Рейнгольд Левенвольде пришел от Остермана и предупредил:

– Вы бойтесь Миниха, придет черный день, и тогда…

Началась «щекотка». Бирен сомневался: кому верить?

– Хорошо, – сказал он, взвинченный. – Я найду способы, чтобы узнать истину благородной дружбы… Не клевета ли это?

* * *

Саксонцы при дворе русском, как и голштинцы, издавна были людьми своими. Иоганн Лефорт, прощаясь, успокоил Линара:

– Скоро и вы, граф, станете здесь своим человеком…

Мориц Линар проследил, как лакеи шнуруют «mantelsack» с вещами Лефорта: меха и серебро, посуда и ковры, опять меха, меха, меха… Линар напряженно зевнул, ему было тоскливо. Чадя, горели свечи в канделябрах. Был поздний час – пора ложиться спать. Линар прошел в спальню, где лакей расстилал для него постель.

– А веселые дома с доступными женщинами существуют ли в Петербурге? – спросил его Линар (очень ко всему внимательный).

– Да, – прошептал лакей, невольно бледнея.

– Ты… подкуплен? – спросил его посол невозмутимо, как о вещи обычной, которой не стоит удивляться.

– Да, – сознался лакей мгновенно.

– Кем же?

– Только госпожой Адеркас… Клянусь, только ею!

Линар не сделал ему никакого замечания.

«А почему бы мне, – он думал, – не стать при Анне Леопольдовне таким же фаворитом, как Бирен при Анне Иоанновне? Допустим, отцом русского царя я не буду. Но любовник матери царя русского… О, тогда карьера моя обеспечена!»

– Одевайся, – наказал он лакею. – Ты станешь на запятки моей кареты, будешь показывать дорогу… Едем сразу!

Двери отворила сама госпожа Адеркас.

– О мужчины! – сказала она. – Как вы жестоки…

Линар небрежно сбросил плащ, подбитый пунцовым шелком:

– Мадам! Я вас вспомнил… Не вы ли содержали в Дрездене веселый театр, где актрисы играли главным образом с глазу на глаз за скромную плату?

– Я не настаиваю, чтобы вы помнили о моем прошлом, граф. Я согласна и сейчас на плату самую скромную, если…

– Но играть-то будете не вы, – ответил ей Линар.

И вот темная, жарко протопленная комната. И вот девочка-принцесса, ради которой он и пришел сюда.

– Ваше высочество, – заявил Линар с порога, – я готов рыцарски служить вам. Итак, я весь у ваших ног.

В эту ночь саксонский дипломат опередил законного жениха. Того самого, что прибыл из Вены с важным заданием: зачать принцессе русского царя. Худая и плаксивая девочка, тихо всхлипывая, заснула в эту ночь на плече своего любовника…