Слово и «Дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений

Неизгладимая нота обоюдоострой вины и горечь упрека так и рвутся из этих стихов [156] !..

Но не исключен и такой вариант, снимающий тяжесть подозрения именно с Петровых: никакой эпиграммы на Сталина у следствия не было, кто-то донес о ней в общих чертах, и Шиваров – впервые и не без изумления – услышал ее из уст самого автора. Никакого другого списка этой эпиграммы, кроме авторского и шиваровского, в следственном деле нет. Сама Мария Сергеевна, по словам ее дочери, категорически отрицала то, что ей вменяла в вину Н.М. – самый факт записи этого стихотворения, лишь прочитанного ей вслух [157] .

Однако записанный при жизни автора – и, видимо, тайно, с голоса и по памяти – список эпиграммы – всё же существует! Его записал Кузин, и до самого последнего времени об этом мало кто знал [158] . В пользу аутентичности этого текста говорят как его совпадения, так и расхождения с авторской версией, записанной на Лубянке:

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи на [159] десять шагов не слышны

А коль [160] хватит на полразговорца,

То [161] припомнят кремлевского горца.

Его пальцы, как [толстые] красные [162] черви, жирны,

А [163] слова, как пудовые гири, верны,

Тараканьи сверкают [164] глазища

И [сверкают] сияют его голенища.

А кругом [165] [н]его сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей —

Кто визжит [166] , кто мяучит, кто хнычет

Он один лишь бабачит и тычет.

Как подкову дарит за указом указ

Кому в [грудь] бок, кому в пах [167] , кому в бровь, кому в глаз

Что ни казнь у него, то малина

И широкая грудь осетина.