Слово и событие. Писатель и литература

Что там буква. В Мф 5, 17–18 читаем слова самого Господа: «Истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится всё». Речь идет о сохранности не буквы даже, а малейшая частичка буквы не денется никуда, не будет отменена, должна быть замечена, понята, исполнена. В греческом оригинале буквально сказано: сначала кончатся небо и земля, и до этого не пошатнется, не уйдет ἰῶτα ἒν μία κεραία. Греческим словом ἰῶτα называлась десятая буква еврейского алфавита йод, для написания которой применяется минимальный знак, похожий на нашу запятую. Эта крошечная буква стоит в Писании так прочно, как земля под небом. Но и этого кажется Спасителю мало: что буква, частичка буквы. Κεραία выступ, от κέρας рог; таким едва заметным выступом отличается в еврейском алфавите например бет от каф, . Ранний церковный писатель Ориген говорит о том же самом в Беседе 21 на Иеремию: «Надо верить, что Святое писание не имеет ни одной черточки, не наполненной премудростью Божией».

Так обстоит дело с буквой. Дух Божий покажет то, что он покажет, а пока для нас, людей, буква Писания первая и последняя опора. Если она что и мертвит в нас, то это наш рассудок, который должен смириться, умереть перед верой. И я знаю что это кому-то покажется странным и кто-то обидится, что я человеческую духовность ставлю низко – вообще нигде – по сравнению с буквой Писания.

Но ведь буква Священного писания непонятна – как это например Спаситель ходил по водам? Разве мы не должны здесь искать какой-то другой не буквальный, иносказательный смысл? Ничто не мешает иносказательный смысл нам искать. Но нельзя думать что он лучше буквального или что буквальный смысл только обозначение иносказательного, его шифр; или что пока мы не нашли понятный, удобный иносказательный смысл, мы еще ничего не получили. Нет, буква, так сказать, лучше всякого своего толкования; толкование при букве, не наоборот; только буква останется, а толкования будут меняться, уходить, какими бы духовными они ни казались.

Ольга Александровна Седакова в своем предисловии к составленному ею словарю слов, которые в церковнославянском имеют другое значение чем в современном русском (например моление «о всякой душе христианской, страждущей и озлобленной» в церковнославянском значит не то, что христианская душа озлобилась, а то, что ей причинено зло, с ней по-злому обошлись), спрашивает, откуда пошло такое мнение о понимании, что понимание обязательно предполагает умение истолковать, изложить другими (своими) словами. Понимание не обязательно перевод, уразумение, истолкование. Седакова права, что исследователи, которые спрашивают, а где же в старой Руси анализ священного текста, где его интерпретация, почему дело ограничивается чтением и запоминанием, имеют ограниченное представление о понимании. Это начетничество, говорят они о нашей традиции, и остаются в плену позднейшего представления о понимании как переводе.

Понимание не обязательно перевод. Пониманием не исключается непонимание. Ребенок спрашивал одного пьяницу, зачем дядя пьет, это сладко? Какое сладко, горше нету. Тогда вкусно? Отрава! Значит полезно как лекарство? Куда там, вреднее не бывает. Тогда зачем же ты пьешь? О, это понимать надо! Если пьяница в своей страсти умеет по-настоящему понимать то, что его захватило и цепко держит, не опускаясь до анализа и толкования, если всякий человек, который к кому-то привязан, к жене или к ребенку, никогда не скатится до того чтобы научно изучать психику жены или моделировать ее поведение, понимая ее и так, не доискиваясь до причин, почему она ему нравится, то тем более это правило, не тронь, не копайся, пойми как прими, допусти, должно быть в основании божественного слова. Если нет беды в том что я не разгадал (раскусил) близкого человека, то пусть останется тайной и слово Божие, не будем надеяться перевести его на свой язык.