Слово Лешему

Вечером я зашел в избу Цветковых к приехавшему в родные пенаты сыну Михаила Яковлевича Василию, который шоферит в Тихвине, возит зама генерального «Трансмаша». Василий сообщил мне, что они, три брата Цветковы, откупили у совхоза «Пашозерский» родительскую избу. Вот как бывает, какая многоходовая комбинация: родители строили дом для долгой жизни в том месте, какое положил для вепсов Создатель... Дальше мы знаем, что вышло. Василий тоже был на том историческом сходе, вместе с шефом. Ему понравилось, как говорили большие мужи из Питера — насчет инвестиций, инфраструктуры, иностранного туризма, доходов и всего прочего. Местные просто не поняли и уперлись. И Александр Василевский из журнала «Аврора» предлагал полезное дело: «Аврора» вложит средства, из ничего образуется пиво. Василий высказал предположение (он кое-что знает из разговоров главных действующих лиц, которых возит на машине): есть договоренность с совхозом «Пашозерский», его директором Соболем, передать совхозные угодья за Большим озером в ведение промышленного гиганта — «Трансмаша»; на них заведутся фермерские хозяйства с интенсивным земледелием. (Из чего, из кого заведутся, пока неясно.)

Василий задумался, присовокупил от себя:

— Никто здесь жить, работать на земле не сможет. Ни одного фермера не найдется. Это же сколько техники надо, и рембаза, и ГСМ. Так просто с голыми руками к нашей земле не подступишься.

Помню, в одной из бесед на ту же самую тему егерь с Берега Норкин высказал свою точку зрения: «Чтобы какой-нибудь мужик, в полной силе, здесь согласился жить и вкалывать на земле, ему нужно ежегодно платить двадцать тысяч, за то, что он уродуется».

Вчера дачница Галина Михайловна с дочерью Текляшовых Людмилой пошли в лес по ягоды-грибы. Людмила приехала из Шлиссельбурга, где работает бухгалтером в швейном объединении «Волна», в Усть-Капшу к родителям, посетила и избу в Нюрговичах, здесь она родилась. В текляшовской избе жительствуют Валентин Валентинович с Галиной Михайловной, покуда приводится в жилой вид купленный ими дом — бывшая школа, с краю деревни. Следом за Галиной и Людмилой пошел в лес кот Мурик. Часа через три возвращались домой в том же порядке: Галина, Людмила, кот Мурик, переутомленный, еле волочащий лапы, с открытым от жары ртом. На прохладных грязях кот прилег животом к холодку, дышал боками. Я его знал, когда он еще жил у стариков Цветковых, и он меня помнит с тех пор. Галина сказала, что в лесу сажала кота в корзину, он так и ехал, отбиваясь лапами от веток, иногда совершая грациозные прыжки из корзины в понравившемся ему месте. Кот Мурик — ловец травяных мышей, большой мастер прыжков-пируэтов.

Из бесед на заданную самою жизнью тему: что станется с нашей деревней, — приведу и эту, с дачником Валентином, тем, что вместе с Львом провели электричество в наши избы. Я шел из Корбеничей в Нюрговичи; первое, что услышал при входе в деревню, стрекотанье мотора. По дощатому настилу от бывшей школы к бывшему скотному двору, разломанному всеми кому не лень, ехал на маленьком тракторе с прицепом Валентин. Он привез бревно от скотного двора к своему дому, ехал за другим. Заглушил мотор, мы сели перекурить на крыльце бывшей школы... Школа — такая же изба, как другие, разве чуть побольше, прежде сокрытая от дороги и Озера зарослью ольхи, ивняка, — выставила себя напоказ; заросли Валентин вырубил (срезал моторной пилой); заготовил ольховых дровец — можно выкоптить всю наличную рыбу в округе.

Валентин сказал, что его жене Галине осталось четыре года до пенсии (она преподает теоретическую механику в вузе).

— Доживем эти четыре года в Питере, где жить стало нечем (я согласился: нечем), приедем сюда. Здесь хорошо бы завести пасеку, жить пчелами, медом. В избе надо поменять нижние венцы, поднять ее на фундамент, покрыть шифером... Я думаю, — продолжал Валентин (он — специалист по телевизорам), — если бы здесь, во всей местности, образовались бы фермы, хутора, не наносили бы урона природе... Пусть бы установили режим государственного заповедника (Валентин разумеет, а государству невдомек), водили бы туристов, продавали путевки на охоту, но умеренно, без нашей массовости, чтобы не вытоптали, не хлынул бы поток, сохранить красоту. Я дом доведу до такого состояния — в любое время приезжай и живи. Вырою колодец, поставлю баню. А пока я предложил свои услуги сельсовету: буду раз в неделю, по средам, ремонтировать телевизоры в Корбеничах. Доркичев ухватился... Жить просто дачником, сложа руки, я не могу...

Вот вам и новая демографическая ситуация в бывшей вепсской деревне Нюрговичи. И этническая. До экономики далеко, но все избы куплены питерскими, собираются жить — на нуле жизнеобеспечения; из животины в деревне остался один кот Мурик. Вдруг пустят корень, а там что-нибудь и завяжется?! Так сильно желание выломиться из толпы, сбежать из муравейника, заиметь свой угол, свой клок земли, глоток свежего воздуха.