Слово Лешему

Впервые после долгого избяного быта вышел на волю, стихли восток и север, стало тихо, правда, с низкой нависью туч, с обильной росой — жемчуга на зеленой отаве. С целым днем жизни предстоящей, без малейшего насилия над собой, с полной свободой выбора. У меня предчувствие, что сегодня придут грибы. Такое предчувствие было в первый день по приезде, не оставляло по сей миг, а приехал я 14 июля; сегодня 10 сентября. Сбегаю в дальние боры, надо им поклониться.

Сегодня как будто купил цветной телевизор, включил, вместо серенького: красиво, весело, в мир вернулись краски. Наступило абсолютное безветрие, воцарилась зеркальность вод, сделалось тихо-тихо.

Сбегал в лес с корзиной и ружьем, понимая, что это — вещи несовместные: ружье требует верхоглядства — высматривать сидящих на деревах птиц. Моя собака то и дело взлаивала, сообщала мне, что птица посажена, сидит, что она, собака, птицу держит своим лаем, до прихода охотника. Я как мог поспешал; завидев меня, собака кидалась на дерево, обкусывала с хрустом нижние сучки — демонстрировала ярую охотничью страсть. Всякий раз на вершине ели я обнаруживал не черную птицу — глухаря, так нужного мне для супа и жаркого, а рыжую не выкуневшую белку. Стрелить белку было бы совсем уже никуда, хотя собака ждала от меня именно этого. Впрочем, сделав свою работу, собака убегала как будто с облегчением, как будто она пошутила. Вскоре опять лес оглашался ее лаем.

Нашел два старых, больших, ноздреватых, как бывшие прежде сыры, белых гриба. Разрезал их, как режут шоколадное масло, принес домой, уложил на печку. Пора сматывать удочки. В самом буквальном смысле.

Утром сходил в лучшее грибное место — пусто. Паутинки паучками насторожены, паучьи сети расставлены, в палитре осени появилась эта серебристая аппликация, с перлами росы.

Грибы сей год не взошли, наверное, их остановил заморозок в ночь на 31 августа. Зачем, кому это было надо?

Вчера передавали по радио рассказ Шукшина «Крепкий мужик» — так крепко не писывал и Чехов. Все сказано в коротких словах — о нашем прошлом, настоящем, о нашем человеке, характере, об общественном настроении, образе жизни, семье. Да слова-то какие найдены! А ведь мы ничего не знаем про Шукшина. То есть знаем: был Вася Шукшин, сельский парень с Алтая, служил на флоте, приехал в Москву, выучился на режиссера, актера, пописывал рассказы... Но мы не знаем духовного мира Шукшина, его внутренней биографии. Он ни разу нам не раскрылся. А, может быть, и сам не знал?

Сегодня утром встал рано, истопил печку, поел рису с малиновым вареньем, постучал на пишущей машинке, ободрял себя тем, что надо больше брать на себя, не бояться жизни и т. д.

Пошел в лес, вступил в чистые боры, с благоговением поклонился первому грибу, он оказался единственным. Собака облаивала то одну елку с белкой, то другую, обкусывала сучки на елках, подвывала. Я знаю одного охотника (может быть, все такие?) — он каждую облаянную белку убивал, хотя белки не выкунели, — чтобы не испортить собаку, то есть не подорвать в ней доверия к охотнику.

Вечером сварил последки макарон, разделил пополам с собакой. Днем варил грибной супешник, вышло дьявольски вкусно. Пора уезжать, а как быть с собакой? Мне уже передавали, егерь предупредил: «Если Горышин бросит собаку, я его оштрафую на 40 рублей». Ну ладно, штраф заплачу, а собака?!

Плыли с Татьяной, Левиной женой, на их лодке в Корбеничи, Татьяна за хлебом, за молоком. Собака Песси, в ошейнике, сделанном из моего ремня, с поводком, сидела в носу, маялась морской (озерной) болезнью.

В Корбеничах привел собаку к Жихареву:

— Володя, возьми собаку, по белке работает — перший класс. Белки нынче — навалом.

— Да ты че, Глеб Александрович, она же у Белякова курей передавила, ее же не перевоспитаешь. И у меня свой Матрос.

В Усть-Капше наведался к Текляшевым. Ивана не было дома, Маленькая Маша замахала руками:

— Не надо, не надо и не надо! Эвон с нашей Ритой не знаем, че поделать, такая прожорливая.

В Харагеничах заглянул к Игорю Большакову, безо всякой надежды, так, по пути:

— Игорек, никто из ваших пса не возьмет? Цены ей нет, такая охотница.

— Что, сучка? Это дело хужее. И у нас все особаченные. Вы в Пашозере попытайте, оттуда, помню, спрашивали насчет пса.

Короткий осенний день все больше нахмуривался. Из низкого неба сочился дождь. Собака Песси лежала на заднем сидении моей машины (машина простояла лето у избы Ивана Текляшева), понимала, что решается ее судьба, не выказывала признаков нетерпения, только поднимала голову, когда приходили ее смотреть. Да и умаялась от плавания и езды.