Слово Лешему

— Конечно, многое у нас делается черт знает как, — рассуждал Дмитрий Семенович, — делового человека обдирают налогами, как липку, но кое-что мне удалось осуществить. При тоталитарном режиме я должен был пробивать мое изобретение, доводить его до ума, внедрять в производство, на это уходили годы. Теперь я создал предприятие, у нас есть свой офис на Мойке, свое производство. Мы изготовляем уникальный продукт — туши для компьютеров, очень сложного состава, с компонентами из сажи, каучука, различных красителей. Наша фирма может конкурировать с аналогичными производствами в Японии, Швейцарии, у нас появились заказчики в разных странах. Я финансирую сотрудников лаборатории в институте, читаю лекции в университете. Наша фирма дает миллионы дохода. Я — директор фирмы.

Вчера копал картошку. Под теми кустами, где ботву съела скотина, картошка маленькая, под целыми — крупная. Выворачиваю картофельные гнезда с тем же чувством, как собираю грибы или ужу рыбу: вдруг повезет. За день прошел две борозды, всего борозд четырнадцать, на неделю. Разъяснивается погожий день ранней осени. Звякает колокольцами стадо.

12 сентября. Какой-то день картофелеуборки. Рытье борозд, таскание ведер с картошкой, озирание картофельного припаса в избе на полу поглощает все силы. Еще надо наготовить дров, истопить печь, греться от печного жара, перекуривать, слушать радиовосторги по случаю замирения Ясира Арафата с Ицхаком Рабином, а также о безысходном братоубийстве в Боснии и Герцеговине, в Грузии и Азербайджане.

Утром в Чогу приезжал зачем-то на зеленой «Ниве» Дмитрий Иванович, очень крепкий мужик, забойщик бычков на здешней боенке, медвежатник, волчатник. Все здесь знающий обо всех Дмитрий Семенович рассказал о Дмитрии Ивановиче, что он намедни поймал в капкан волка. Бойцом на бойне он работает, главным образом для того, чтобы снести в лес внутренности забитого бычка — приваду для зверя, и ухайдакать зверя.

С волком еще был случай: егерь Сережа из кооператива в Кильмуе — кооператив сколотили принимать богатых охотников из-за бугра, состригать с них зелененькие (убить медведя в овсе — две с половиной тысячи долларов) — пошел зачем-то в лес (куда же идти охотнику, как не в лес?) с двумя собаками и десятилетней дочкой. Дело было поздней осенью. Идут по сквозному, с флажками последних листьев чернолесью, собаки рыскают окрест. Вдруг послышался злобный лай, перешедший в жалобный визг, предсмертный хрип. Одна собака прибежала, Сергей кинулся на выручку другой. И он перевидел волка: волк волок прикушенную собаку, при виде охотника кинул добычу, оборотил к человеку оскаленную пасть. Охотник стрелил картечью волку фас, подранил, но волк уходил. В неистовстве азарта, ярости Сережа кинулся за серым злодеем, вторым выстрелом свалил его, но тут вспомнил, что его дочка, десятилетняя кроха, осталась с раненой, может быть, убитой собакой, а волков стая. Сережа стрелял в воздух, прибежал к дочке. У собаки оказалось перекушенным горло, ее понесли домой на руках, поволокли убитого волка. Собаку дома выходили, волчью шкуру Сережа выделал на продажу: его прокормочный минимум (семейный бюджет) — из лесу.

Золотые дни бабьего лета, ночью щиплет мороз. Деревня добирает картошку.

На огородах жгут ботву. Плывут задумчивые дымы. И стар и млад — хвала родству! — копает корнеплод родимый. Пускают наперед коня, ныряет плуг; ведомый дедом. На поле вроссыпь малышня, и все, кто есть, внаклонку следом. Клокочет ворон в вышине. К обеду ломит поясницу. Закат в негреющем огне. Картошка ночью будет сниться.

Моя картошка выкопана. Завершен мой сельскохозяйственный год. Соболь дал под картошку бумажные мешки. Под окном стоит моя машина — вывезти корнеплод в Питер. Разумеется, все это не могло так само собою осуществиться, меня взял под свою попечительную руку некий надчеловеческий спонсор, в одной из записей я назвал его Лешим; чухарский нечистый дух, гораздый на каверзы, но в общем-то добросклонный, как здешняя языческая натура. Ну, и сам не плошай.

Одно воспоминание, связанное с картошкой.