Слово на букву «Л»

— Он и так знает.

— Нет, не знает. Мужчины понимают только то, что написано крупным шрифтом.

— Может, мне еще микрофон прицепить, чтобы ты мне в следующий раз все продиктовала, что сказать?

— Хорошая мысль. Ты уже пригласила его к маме с папой?

— Конечно, о чем ты говоришь. Вив, я что, по-твоему, совсем идиотка? Они познакомятся на нашей золотой свадьбе, не раньше.

— Да ладно. Они у тебя хорошие. Вот увидишь, он очарует твою маму до смерти.

— Кто знает? Может, она так расчувствуется, что заставит его причесаться: «О, Уильям, в ванной лежит чистая расческа. Физический труд, конечно, мало располагает к тому, чтобы следить за собой».

— А ко мне она всегда хорошо относилась.

— Ты всегда была любимицей у учителей. Кроме того, ты ей не дочь.

— Господи, она тоже человек.

— Нет, не человек. Ее занесли на землю инопланетяне, чтобы люди мучились своим несовершенством.

— Чего ты такая злая? У тебя же должен быть посткоитальный экстаз.

— Ну, есть немного. Только я себя как-то чувствую...

— Как?

— Странно. Как будто меня... Не знаю, как тебе объяснить. Ладно, я побежала, Уилл идет.

18

Три часа утра. Желтый свет прикроватной лампы отбрасывает сонные тени. Белла заворочалась и посмотрела вокруг сквозь приоткрытые веки: свет, подушка под щекой, лицо Уилла напротив. Щетина на его щеке, темные волоски уже отросли. Волосы разметались по подушке. Господи, она любит в нем все, даже ноздри. Придвинувшись, она зарылась лицом в его шею.

— Привет. — Он, как и она, едва приоткрыл глаза.

— И тебе привет.

— Ты знаешь, — он потянулся, как кот, — я впервые понял, что влюбился, в тот момент, когда увидел тебя в том невероятно сексуальном платье. Ты сбегала по лестнице и выглядела такой красивой, что я просто потерял дар речи.

— А, тогда понятно.

— Заткнись. А когда ты начала причитать по поводу живота, то вдруг стала такой юной и беззащитной, как будто впервые идешь на взрослый праздник.

Он снова закрыл глаза и, до того как уснуть, успел поцеловать ее левую бровь.

Она придвинулась к нему так близко, насколько могла, пытаясь втянуть, впитать его каждой клеточкой своего тела. Глаза ее под закрытыми веками наполнились готовыми пролиться слезами.

— Господи, оставь его мне,— тихо, как ребенок, который не отваживается вымолвить свое желание вслух, молилась она. — Я буду очень, очень хорошей. Оставь мне его.

Белла проснулась первой и выскользнула из-под одеяла, стараясь не разбудить Уилла. Она приготовила чай и внесла его в спальню. Он лежал, вытянувшись вдоль кровати, не так, как обычно, по диагонали, один занимая всю ее целиком. Сейчас он лежал абсолютно неподвижно, и лицо его ничего не выражало. Поставив поднос на кровать, она прильнула к нему:

— Уилл?

Ответа не было. Ее брови сошлись в отчаянной гримасе. Рот пересох. Руки стали липкими и холодными. В ушах отдавался громкий стук сердца.

Отец Патрика медленно поднимается по лестнице, встречая ее в боковой комнате. Он крепко обнимает ее.

— Я опоздала?

Джозеф кивает:

— Он так и не очнулся. Говорят, он не страдал.

Услышав эти слова, она думает:

«Как в мелодрамах про врачей. Он не страдал.И что из этого?»

Джозеф так сжимает ее, что она почти задыхается. Роуз, мать Патрика, словно онемела, она смотрит отсутствующим взглядом. Белла подходит обнять ее, и они стоят так, поддерживая друг друга, как выжившие жертвы кораблекрушения.

— Софи уже выехала из Ньюкастла, — говорит Джо. — С Аланом еще не связались.

Белла понимает, что его родителям нужно ее присутствие, нужно ощущение молодой жизни.

— Пойдешь посмотреть на него?

В ее голове рикошетом проносится беззвучное НЕТ. Ей страшно и стыдно.

— Как поступил бы Патрик на моем месте? — спрашивает она себя. — Чего бы он хотел?

Она кивает только один раз, и сиделка ведет ее вон из комнаты, приговаривая, что она может не торопиться, может попрощаться с ним как следует.

Она видит его через маленькую стеклянную вставку в двойных дверях. Патрик лежит в небольшой комнате за ними на узкой, как каталка, кровати. Она медленно вдыхает и выдыхает, пытаясь подавить приступ головокружения и животного ужаса, потом толкает дверь. Столик у кровати покрыт хрустящей белой салфеткой. На нем стоит букет свежих цветов из бледно-желтых гвоздик, пушистых веточек папоротника, оранжевых, уже начинающих коричневеть астр.

Она смотрит на Патрика сверху вниз. Его рот открыт. Видны старые серебряные пломбы и маленькая дырочка в переднем зубе, которую он так и не собрался залечить. Это так на него похоже. Странно, но именно эта мысль заставляет ее заплакать, часто и мелко всхлипывая. Она досадливо утирает слезы. Зубу уже не нужна пломба.

Почему ему не прикрыли рот? Ведь должны были. Глаза закрыли. Какая-то часть ее хотела закрыть их сама, но другая часть просто не смогла бы этого сделать. Что, если они вдруг снова распахнутся?