Для нее рисование было как молитва; да и как иначе назвать это самоотречение, это поглощение формой, линией, цветом? А раз так, то почему бы им не сделать свет поярче, а то молиться темно.
Снаружи, у крытой галереи, какая-то пара рассматривала каменную кладку; Белла быстро зарисовала их. Сделала набросок с малыша, отважно путешествующего по газону. Подняв голову от альбома, заметила молодую женщину, наверно, его мать. Та облокотилась о выступ стены, обняв себя за плечи, как египетская мумия.
Почему она не взяла с собой краски? В лучах заходящего солнца каждый элемент окружающей ее живой картины приобрел новое звучание: упавшая на лицо женщины прядь волос, тени, отходящие от ее рук, складки накидки на ее плечах, изгиб тела, прильнувшего к плоскому камню. Словно выполняя ее желание, женщина вдруг подняла глаза и, не шелохнувшись, посмотрела прямо на Беллу. Глаза, почти скрытые за вуалью волос, смотрели спокойно; в ее позе было что-то задумчивое, как будто она, склонив набок голову, прислушивается к звучащей в отдалении музыке. Белла добавила еще несколько штрихов. Она должна — должна! — закончить этот набросок, если не сегодня, то позже. Закрыв глаза, она постаралась впитать в себя образ, его цвета и тени, чувствуя, как тысячи маленьких цветовых пятнышек покрывают ее кожу, словно татуировка.
— Ты, похоже, немножко заблудилась. — Уилл заглянул ей через плечо. — О, слушай, я, может быть, и профан, но это же просто здорово! Кстати, почему ты не в садике, как договорились?
Она взглянула на часы:
— Всего-то на пять минут опоздала. Извини, я увлеклась.
— А я тебя сразу заметил, я твои кудри за милю вижу. Чем люди занимаются на свиданиях? Может, сходим в кино? — в замешательстве потер щеку Уилл.
— Да, на дамского угодника ты не тянешь. А чем ты занимался на свиданиях? Наверняка же находились такие сердобольные, что и с тобой ходили из жалости? — Она почувствовала, как на ее спину нежно легла его ладонь.
— Значит, ты со мной гуляешь из жалости? Здорово. А если я буду достаточно жалок, ты меня соблазнишь?
— Не-а. Я — член инициативной группы, которая помогает садовникам-маньякам найти новых друзей и вернуться в рамки закона. — Белла подошла к газетному киоску. — Давай купим газету, посмотрим, что идет.
— Но я хочу с тобой разговаривать, — Уилл подошел к киоску за ней, — и читать хочу с тобой, и смотреть фильм, все вместе.
— Давай весь фильм шептаться, а что, так многие делают. Будем всем мешать и все комментировать: «Смотри, смотри, сейчас будет самый лучший момент! А сейчас он как прыгнет!»
Они дошли до небольшого сквера между городскими стенами, легли и разложили газету на траве. Уилл начал водить пальцем по колонке:
— Идиотский триллер, дурацкая костюмная драма. Или маразматическое детское кино про говорящих животных? Выбор, прямо скажем, небольшой. А что ты еще не смотрела?
Белла подкатилась поближе.
— От тебя так приятно пахнет, — сказал он.
— Спасибо. — Она взглянула на расписание. — В Марлоу что-нибудь идет? «Лео Сойер — всего один вечер». Он что, еще жив? Да, в театре тоже мало что идет.
Краешком глаза она уловила, что Уилл смотрит прямо на нее, и поспешно вернулась к газете, но в следующее мгновение воскликнула:
— Уилл, что ты делаешь?
— Что? Это?
— Ты меня смущаешь.
— Как думаешь, мы еще не совсем мхом покрылись? Можем поцеловаться прямо в парке?
— Мы? Я точно не покрылась, а ты — не знаю.
Губы к губам; его язык настойчиво ищет ее, и она чувствует, как внутри она словно вся раскрывается. Уилл обнимает ее и придвигается поближе. Они разъединились всего на несколько секунд, только чтобы насладиться видом друг друга и опять слиться воедино, снова предвкушая ощущение первого прикосновения.
«Сколько же мне отпущено поцелуев? — подумала она. — Сколько — между сейчас и… потом?»
Закрыв глаза, она попыталась отделаться от ощущения беды.
— А в кино мы идти не хоти-и-м. — Уилл легонько потрепал ее по щеке. — Ты, наверно, мечтаешь затащить меня к себе? Только боишься, что я перестану тебя уважать. Спешу заверить — я и так тебя не уважаю.
— Спасибо, утешил. — Она поднялась на ноги. — Идем. К тебе. Хочу увидеть
Стоя в прихожей, Белла ждала, пока Уилл уберет разбросанные вещи.
— Две минуты! Дай мне две минуты!
Из кухни раздалось звяканье сваленной в раковину посуды и шум воды.
— Я иду! Кто не схоронился, я не виноват! Не ждать же мне в прихожей, пока ты разгребешь все, что скапливалось годами.
— Просто посуда от завтрака осталась. Если я одинокий мужчина, то это еще не значит, что я неряха.
— Конечно, нет. О, какой необычный миниатюрный коврик! — Она наклонилась и что-то подняла.
Он выхватил носок у нее из рук, засунул его в карман брюк и открыл дверь в сад.
— О, Уилл… — Белла засмеялась от восхищения.
— Я так и думал, что тебе понравится, — довольно ответил он.