Слово о граде Путивле

До рассвета Касьян Кривой ходил по пожарищу, подсчитывал убытки. Отстояв заутреню в ближней церкви, где молился долго и истово, он пустил по реке Сейм икону Георгия Победоносца, которого считал покровителем своего рода и дома, потому что святой сидел в седле на коне. Раньше, когда Кривой не угадал с седлами для князя Владимира, он снял с иконы серебряный оклад, давая понять покровителю, что если не будет помогать в делах, то почести и уважения пусть не ждет. Георгий Победоносец не внял призыву, допустил такое посрамление Касьяна на свадьбе дочери Евдокии, а потом и пожар, во время которого возноситься не захотел, сделал так, что икону успели вынести из огня, поэтому с ним расстались. Икону Богородицы, которая тоже могла бы помочь, Касьян Кривой отнес в лавку иконописца, где положил на прилавок вместе с ногатой. Иконы не продавались и не покупались, а только обменивались. На посаде была всего одна иконописная мастерская, потому что никто не мог тягаться с Константином Киевлянином, который учился писанию икон в Киево-Печерской лавре. Поговаривали, что пишет он иконы с живства, частенько образа были похожи на посадчан. Путивльские священники возмутились было, потребовали изгнать богохульника, но, как ни странно, самый рьяный защитник веры христианской поп Феофил заступился за Киевлянина. Уж больно, по его мнению, светлые, духовные лики получались у Константина Киевлянина, нельзя было смотреть на них без умиления и смирения. А с Феофилом спорить бесполезно: все знали, что он всегда прав. Погуляв немного по рынку, Кривой вернулся к лавке иконописца. Его икона и ногата лежали на прилавке, а Киевлянин старательно не замечал жадного седельщика. Тогда Кривой добавил еще одну ногату и опять пошел гулять. Когда вернулся, на прилавке лежала новая икона Богородицы, напоминающая ликом княгиню Ефросинью Ярославну. Касьян повесил икону в бане, где хранились спасенные от огня вещи. Затем он объявил племяннику и племяннице:

– Сами видите, какие у меня дела пошли: беда беду водит по следу. Лишние рты мне ни к чему, самим бы прокормиться. Так что ищите себе новое пристанище.

Савка и Улька Прокшинич не стали упрашивать его, пытаться разжалобить. Улька собрала свои нехитрые пожитки и подалась к скоморохам, с которыми и так хотела сбежать на следующий день, а Савка пошел наниматься на княжеский двор. «Волховник» был с ним, поэтому юноша не сомневался в успехе.

Сначала он обратился к ключнику Демьяну Синеусу, старому приятелю отца. Заплатив стражнику на воротах княжеского двора, чтобы пустил внутрь якобы по делу к ключнику, он перехватил Синеуса, спешившего из поварни в княжеский терем и попросил передать челобитную княгине Ефросинье Ярославне. В челобитной Савка жалостливо описал свои злоключения – смерть отца и пострижение матери, лишение всего имущества в пользу князя, пожар у дяди – и попросил не денег, как все, а какую-нибудь работу на княжеском дворе, пусть даже тяжелую. Прокшинич знал, что никакую тяжелую работу ему, такому хилому, не доверят. В челобитной важно было не содержание, а то, как красиво написана. Почерк у Савки Прокшинича был на заглядение. Ключник прочел челобитную, насмешливо хмыкнул по поводу тяжелой работы, но почерк оценил:

– Ишь ты, как славно буквицы выводишь! Кто грамоте учил?

– Грамоте научил поп наш Лазарь, а буквы выводить – монах-паломник. Из Святой земли он возвращался зимой в свой монастырь под Суздалем. По пути заболел и у нас отлеживался до тепла, больше месяца. Делать ему было нечего, вот он и научил меня писать красиво, – рассказал Прокшинич.

– Счет тоже знаешь? – спросил Синеус.

– Конечно.

– Ну, ладно, жди здесь, – приказал ключник и понес челобитную княгине.

Ефросинье Ярославне тоже очень понравился почерк. Она расспросила, кто такой Савка Прокшинич. Поскольку он был кукушкинским и, живя на посаде, держался в стороне от всех, местные ничего не могли о нем сказать. Вспомнили только, что он племянник Касьяна Кривого, опозоренного отца сосватанной княгиней невесты. Ефросинья Ярославна чувствовала вину перед Кривым, поэтому распорядилась:

– Возьмем юношу подьячим. Посмотрим, как будет справляться. А вернется князь Владимир, он и решит, оставить или нет.

20

Солнце уже легло нижним краем на землю, но еще сильно припекало. В чистом небе летали жаворонки и тревожными трелями извещали степную живность о приближении русской рати. Суслики вставали на задние лапки, внимательно смотрели на приближающихся всадников, потом пронзительно свистели и прятались в норки. Войск двигалось вдоль узкой и мелкой речушки Сальницы. Впереди скакал дозорный отряд из лучших дружинников князя Игоря Святославича. Сам князь ехал за ними вместе с братом Всеволодом Святославичем и предводителем ковуев Олстином Алексичем. Сыновья Владимир и Олег и племянник Святослав чуть отстали от старших.

Князь Игорь сказал брату:

– Пора место для ночлега выбирать.

– Да рано еще, – возразил Всеволод Святославич, которому не терпелось сразиться с половцами.