Слово о граде Путивле

Каждое утро он, несмотря на пост, начинал с кринки топленого молока, поставленного в печь с вечера. Сначала снимал пальцем темно-коричневую пенку, отправлял в рот, потом откусывал ржаного хлеба и запивал молоком. Ел быстро, плохо пережевывая пищу, изо рта часто падали крошки. Он собирал упавшие крошки, чтобы ни одна не пропала. Так же быстро и ничего не расходуя зря Никита работал и девок любил.

Этим утром попить топленого молока ему не удалось. Во двор вдовы, не поздоровавшись и не спросив разрешения, зашли помощник кукушкинского тиуна Еремей Тихий и пятеро мужиков с дубьем в руках. Голопуз решил, что пришли «свататься» родственники испорченной им девки. «Сваты» имели привычку начинать разговор с битья жениха, чтобы быстрее согласился. Поскольку он никак не мог понять, на какой из четырех кукушкинских девок ему сейчас предложат жениться, на всякий случай схватил вилы, стоявшие возле двери хлева.

– Не дури, паря! – сказал помощник тиуна, кряжистый мужик со спокойным лицом и внимательным взглядом, который не упускал ничего.

Пришедшие с ним мужики начали обходить столяра с боков.

– Ты ночью где был? – просил Еремей Тихий.

– Спал, – Никита показал рукой на сенник.

– Врет он! – прошамкала вдова. – Только к первым петухам вернулся. Каждую ночь шляется где-то, не спится ему.

– Так где ты был, а? – повторил вопрос Тихий.

– По селу гулял, – ответил Никита. – Разве нельзя?!

– Можно, – миролюбиво ответил Еремей. – И в церковь заходил?

– Какая церковь! По девкам бегает! – прошамкала Лукьяновна.

– Заткнись, дура, – тихо произнес помощник тиуна, и вдова, которая намеривалась сообщить еще что-то, сразу захлопнула рот и больше в разговор не вмешивалась.

– Что мне там делать ночью?! – удивился Никита Голопуз. – Я в ней и так с утра до вечера торчу!

– Значит, не заходил? – произнес Еремей Тихий. – А шишка на лбу откуда?

– Шишка? – столяр потрогал ее, придумывая ответ. – Ударился о балку на сеннике. Низко она, забыл наклониться.

– О балку ударился, – повторил Тихий. – А в церковь не заходил?

Никита Голопуз догадался, что это не «сваты», прислонил вилы к стене хлева.

– Я же сказал, что не заходил, – ответил столяр. – Мне поп Лазарь за день душу выматывает своими советами и замечаниями! Не хватало еще по ночам его слушать!

– Так это не ты убил его? – спокойно задал вопрос Еремей Тихий, внимательно глядя в глаза Никите.

– Попа убили?! – искренне удивился Голопуз и перекрестился. – Царство ему небесное, хороший был старик!

– Ты же говорил, что он тебя мучил советами и замечаниями, – продолжил допрос помощник тиуна.

– Да ко мне почти все с указами лезут. Что ж мне каждого убивать?!

– Каждого не получится, – согласился Еремей Тихий. – А из-за денег ты с ним разве не ссорился?

– Нет. Деньги должен отдать тиун, а не поп. Князь платит за работу, – ответил Никита.

– Верно, – согласился Тихий. – А топор твой где?

Столяр показал на мешок с инструментом.

Один из мужиков достал из мешка топор, внимательно осмотрел его, потрогал пальцем острейшее лезвие, не нашел на нем ни следов крови, ни зазубрин и отрицательно помотал головой.

– Баба, а твой топор где? – спросил Еремей вдову.

Старуха прошамкала проклятия непонятно кому и быстро принесла из дровяного сарая топор, недавно наточенный столяром. И на этом топоре не было следов крови.

Еремей Тихий, не снимая шапки, почесал затылок. То же проделали и пришедшие с ним мужики.

– Так все-таки, где ты ночью был? – повторил вопрос помощник тиуна.

Для него лучше всего было бы, если бы убийцей оказался столяр Голопуз. Отдали бы его князю на суд и расправу, на село не легло бы пятно. Если убийцей окажется кто-то из местных, придется всему селу платить князю виру, которая двенадцать гривен за священника, правда, в рассрочку и не всю, часть убийца отдаст. А не найдут, заплатят «дикую» виру – вдвойне. Такая сумма всё село разорит.

– Где был, там меня уже нет! – насмешливо ответил Никита, понявший, что обвинить в смерти попа его не смогут. – Попа я не убивал, мне это не выгодно: пока работу не закончу, деньги не получу. А церковь теперь на сорок дней закроют, чтобы очистилась. Придется мне ни с чем домой возвращаться, а потом опять сюда, чтобы закончить. Если другое дело подвернется, придется отказываться. Сорок дней без работы и без денег просижу.

– Оно-то так, – согласился староста. – Но кто тогда Лазаря убил?

– Откуда я знаю?! – искренне возмутился Голопуз.

– Ты, когда гулял ночью по селу, никого не видел?

Никита хотел было сказать, открыл уже рот, но передумал, потому что мог бросить тень на дочку тиуна:

– Нет.

Еремей Тихий заметил его колебание. Видать, он кое-что знал о похождениях столяра, поэтому предложил:

– Пойдем-ка к тиуну, он тоже хочет тебя расспросить.

– Ну, пойдем, – согласился Никита. – На работу все равно не надо.

В сопровождении мужиков он пришел во двор тиуна.

Яков Прокшинич встретил их на крыльце, как важных гостей, но был бос, в рубахе, портах и старой суконной шапке. Тиун только позавтракал. Он продолжал жевать губами, наверное, не насытился постной пищей.

– Ну, что? – спросил Прокшинич своего помощника.