Денежное обращение прочно вошло в жизнь государства. Помимо дани в натуре — житом, мехами, воском, рыбой каждая земля теперь обязывалась выплачивать ежегодно определенную сумму в гривнах: Новгород — две тысячи гривен, Червен и Волынь — по полторы, Тмутаракань, тиверцы и уличи — по тысяче и т. д. Денежными податями облагались каждая домина, место на торгах, переправы и переезды через мосты. Вводилась также плата и за церковные требы — крещение, венчание, отпевание и пр.
Наряду с русскими гривнами широкое хождение имели монеты греческие, арабские, персидские, которые сегодня нередко обнаруживают в кладах даже на территории самых северных земель бывшей Киевской Руси.
С введением русской монеты заметно оживились городские торги, вырос их денежный оборот, усилились торговые связи между городами. В самом же «киевском граде», на его просторной площади, развернулся самый большой на Руси торг, а на Подоле у привоза — другой. Здесь помимо русских торговали греческие, болгарские, персидские, еврейские и арабские купцы. А по соседству с ними располагались ремесленники, менялы, ростовщики и прочие расхожие люди.
Рост денежного обмена повлек за собой не только увеличение товарооборота и емкости внутреннего рынка, но и распространение различных видов денежного накопительства, включая ростовщичество. Одновременно начало бурно развиваться и ювелирное ремесло, а изделия киевских ювелиров стали пользоваться огромным спросом во всех русских и заморских городах. Большое число ювелирных лавок находилось как на Бабином Торжке, так и на торговище на Подоле.
Как и раньше, здесь также продолжали вести торговлю челядинами (работорговлю), которая захватывала и все греческие города с их черноморскими колониями. Таким образом, княжеская и боярская челядь представляла собой в зародыше элемент будущей феодальной собственности и крепостного хозяйства.
Итак, Киев становится самым многолюдным, богатым и красивым городом Руси, центром ее экономической, политической и культурной жизни, а его князь удостаивается звания «кагана земли Русской». А что же нам известно о внешнем облике того, кто восседал на киевском престоле?
К сожалению, летописцы не оставили описаний внешности князя. И если благодаря Льву Дьякону мы имеем реалистический портрет Святослава, то образ Владимира предстает как былинный, иконописный, лубочный. Наиболее ярким и удачным мы считаем портрет, созданный фантазией писателя Семена Скляренко в романе «Владимир»: «Князь Владимир принимал послов и гостей на Горе с достоинством. Он сидел в той же Золотой палате в старом, источенном шашелью кресле своих отцов, позади стояли выцветшие знамена древних князей и его новое, из белого оксамита, шитое золотом, знамя…
Князь Владимир обладал тем, о чем его предки и не помышляли: голову его венчала сверкающая золотом и драгоценными камнями корона. Одет он был в серебряный с крестами скарамангий, плечи его прикрывала багряная хламида, на ногах — червьи из красного сафьяна…»
К этому можно лишь добавить, что фигура Владимира была, по всей видимости, довольно внушительной, а сам он обладал большой физической силой и выносливостью. Ведь князь слыл неутомимым воином и охотником, прекрасным наездником и гребцом, так же, как и его отец Святослав, во время походов спал на земле, положив под голову седло.
Усваивание евангельских истин
Несмотря на принятие христианства, киевский князь все еще оставался во власти старых родо-племенных обычаев, общинно-демократических порядков, которые повсеместно господствовали на Руси. Основная масса населения обитала в деревнях, состояла из свободных общинников-смердов, живших по законам родовой демократии, и князья обычно не вмешивались в их дела. В городах классовое расслоение происходило более активно, хотя и здесь еще полностью сохранялись черты городской демократии и вечевое самоуправление. Но оно теперь становилось серьезной помехой на пути новых перемен. Церковь, как блюститель феодальных порядков, не могла мириться с подобным положением и с самого начала повела наступление на вольности и свободы, способствуя сосредоточению в руках князя всей государственной власти по принципу «несть власти — аще от бога». И самому «властелину» она стремилась привить новые взгляды, внушая ему мысль о его богоизбранности, непререкаемости его авторитета и нрав как «божьего помазанника». Однако Владимир с трудом усваивал эту «науку», оставаясь в душе язычником.