Слово о князе Владимире

Помимо всего сказанного о «болгарской версии» существует еще один довод в пользу ее: Владимир Святославич одерживает блестящую дипломатическую победу, согласившись подчинить Русскую Епархию не константинопольскому патриарху, а Болгарской Охридской Митрополии и назначить на пост главы русской церкви болгарина митрополита Михаила. Это положение оставалось вплоть до 1018 года, когда Болгария была полностью подчинена власти императора Византии Василия II и константинопольского патриарха. Спустя два столетия Болгария вновь обрела независимость при Иване Асене II и русско-болгарские связи были восстановлены. О том, что матерью Бориса и Глеба являлась болгарыня, свидетельствуют фрески тырновской церкви Петра и Павла, созданные около 1235 года. На них изображены Владимир и Анна — «болгарская царевна». Вот что скрывалось за одним лишь словом «Повести временных лет».

Владимир, названный Василием, возвращается в Киев

То-то было удивление людей, собравшихся у Боричева взвоза на просторной площади у Днепра, когда сюда возвратился из корсуньского похода Ярилин внук и его дружины. Все произошло прямо как в той сказке, где молодой и удалой царевич, победив заморского царя, привозит домой царскую дочь, ставшую его женой.

Можно себе представить, как по широким сходням с громоздкого греческого дромона сходит на берег невиданная доселе процессия попов в фелонях, в золоченых омофорах и сверкающих каменьями митрах, молодцеватых дьяконов, несущих иконы, хоругви, золотые и серебряные священные сосуды, огромные фолианты евангелий в золотых окладах, предметы епископского богослужения — орлец и посох, серебряную раку с частью мощей святого Климента и его ученика Фифа. За ними следует приземистый чернобровый грек Анастас, ставший духовником Владимира после его корсуньского крещения и бракосочетания с Анной.

С другого дромона спускают на толстых канатах тяжелую квадригу (колесницу) и четырех медных коней, казавшихся живыми. Прихватив эти скульптуры с собою из Корсуни, князь собирался поставить их на Горе вместо Перуна, о чем никто в Киеве еще не подозревал и не догадывался.

А вот и сам князь сходит на берег, поддерживая за руку греческую царевну, облаченную в белые шелковые одеяния новобрачной. Владимир садится на поданного ему молодого жеребца, а его супругу усаживают в легкий паланкин, который несут по взвозу наверх шестеро молодцов-дружинников.

Не устраивается ни обычного в таких случаях ликования, ни веселья — ни здесь, у пристаней, ни на Горе, куда поднимается вся процессия к ожидающим ее там княжеским детям и боярам. После встречи опять происходит нечто странное: вместо того чтобы совершить благодарственное жертвоприношение Перуну у его требища, Владимир и княжеское сопровождение следуют в терем и закрываются в нем.

А тем временем на Подоле, на Почайне и на Лыбеди люди толпятся у старых требищ, принося жертвы своим покровителям, и ведут пересуды об увиденном и услышанном. Между ними ходят волхвы и обносят их дымными головнями. В разных концах на улицах завязались стычки между ревнителями дедовской веры и христианами, заполыхали пожары.

В последующие дни по всем улицам Горы и Подола стали ходить «крестные ходы», охраняемые дружиной. Попы кропили святой водой дома и колодцы, окуривали жилища и скот дымным каждением, изгонявшим «нечистую бесовскую силу». По приказу князя начали рубить во всех частях верхнего и нижнего города деревянные церкви и молельни, вокруг которых заводили церковные приходы. В связи с этими нововведениями обстановка в Киеве накалилась до предела, все его население раскололось на два враждующих лагеря. Если одни шли и поклонялись Перуну и Волосу, то другие истово молились в наскоро отстроенных церквах и вели себя по отношению к язычникам весьма независимо и воинственно, имея за своей спиной мощную поддержку со стороны самого князя и его дружины. А ведь совсем недавно христианам здесь приходилось весьма туго.

Впрочем, и самому князю в том его положении было нелегко разобраться во всем происходящем. Голова шла кругом от множества вопросов, он не знал, с чего начинать установление новых порядков. Как оказалось, начинать надо было с себя. Царица и новое духовенство подступили к князю с требованиями коренного переустройства жизни его семьи на греческий манер, согласно «Номоканону» — церковному уставу, а также регламенту византийского царского двора. Но для этого надо было обратить в новую веру всех княжеских детей, а также избавиться от многочисленных жен и наложниц. Представляется, что именно ритуал обращения в новую веру родных и приближенных князя и лег в основу предания о «крещении Руси», так как адресованный якобы всем киевлянам приказ Владимира «явиться завтра на реку» мог касаться только конкретных лиц всего его семейства и той части дружины, которая еще не приняла христианство.