Иначе говоря, никакой канонизации быть не могло, ибо Владимир до конца дней своих оставался неисправимым «язычником». Ссылаясь на жития святых, Е. Голубинский рассуждает: «Автор жития хотел сказать, что если бы русские люди в день преставления его совершали его поминовение, то Бог по молитвам их прославил бы его даром чудотворения и тогда он был бы причислен к лику святых». И здесь содержится недвусмысленный намек на то, что церковь слишком долгое время не могла простить князю все его прегрешения перед нею, какие у него были и до «крещения», и после него.
Исторический казус с канонизацией Владимира Святославича привлекал внимание и Н. М. Карамзина, который почел за истину называть князя Великим, а не Святым. В главе IX тома I его «Истории государства Российского» мы находим весьма примечательное резюме об итогах жизни и месте Владимира в отечественной истории: «Сей князь, названный церковью Равноапостольным, заслужил в истории имя Великого. Истинное ли уверение в святыне христианства или, как повествует знаменитый арабский историк XIII века, одно честолюбие и желание быть в родственном союзе с государями византийскими решило его креститься? известно богу, а не людям. Довольно, что Владимир, приняв веру спасителя, освятился ею в сердце своем и стал иным человеком. Был в язычестве мстителем свирепым, гнусным сластолюбцем, воином кровожадным и — что всего ужаснее — братоубийцею, Владимир, наставленный в человеколюбивых правилах христианства, боялся уже проливать кровь самых злодеев и врагов отечества. Главное право его на вечную славу и благодарность потомства состоит, конечно, в том, что он поставил россиян на путь истинной веры, но имя Великого принадлежит ему и за дела государственные».
Как видим, Н. М. Карамзину Владимир Святославич импонирует более как исторический герой, мирские дела и подвиги которого перевешивают его прегрешения перед человеческой совестью.
«Сей князь, похитив единовластие, — продолжает историк, — благоразумным и счастливым для народа правлением загладил вину свою: выслав мятежных варваров из России, употребив лучших из них в ее пользу, смирил бунты своих данников, отражал набеги хищных соседей, победил сильного Мечислава и славный храбростию народ ятвяжский, расширил пределы государства на западе, мужеством дружины свои утвердил венец на слабой голове восточных императоров, старался просветить Россию, населил пустыни, основал новые города, любил советоваться с мудрыми боярами о полезных уставах земских, завел училища и призывал из Греции не только иереев, но и художников, наконец, был нежным отцом народа бедного. Горестию последних минут своих он заплатил за важную ошибку в политике, за назначение особенных уделов для сыновей».
О назначении «уделов особенных для сыновей» Владимира можно судить по-всякому, но само по себе это является неизбежным фактором развивающегося русского, как, впрочем, и иного, феодализма. Ту же ошибку повторяют и Ярослав Мудрый, и Владимир Мономах, пытавшиеся подчинить эти «особенные уделы» власти одного из своих сыновей, посаженного на киевском столе. Здесь важно отметить то, что Владимир основал и политически оформил первое Русское государство, положившее начало новой феодальной эпохи, подобно тому, как это произошло в Западной Европе при Карле Великом. Но империя Карла Великого распалась сразу же после его смерти на множество феодальных государств, а держава Владимира просуществовала почти целое столетие.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Если вам случится посетить Киев и осматривать исторический заповедник Киево-Печерской лавры, вы получите возможность ознакомиться и с церковью Спаса на Берестове, в которой был похоронен основатель Москвы Юрий Долгорукий. Надо лишь выйти за ворота лавры и, следуя указателям, пройти по довольно глухому закоулку, минуя невысокие жилые строения. Скоро взору предстанет свежеотреставрированное здание церкви. Особого впечатления она не производит, так как вид ее окрестностей, да и качество самой реставрации далеки от тех, какими должны быть. Здесь во времена Владимира стоял Берестовский замок, который находился скорее всего на месте двухэтажного жилого дома.
Довольно высокая земляная гряда создает ощущение отъединенности этого уголка от внешнего мира. Насыпь возвели по приказу Петра I в связи с подготовкой к войне с Карлом XII. Теперь она вся в густых зарослях акаций и ивняка и закрывает обзор прилегающей местности. А ведь раньше, когда насыпи не было и стоял здесь высокий княжеский терем, в котором подолгу живали после Владимира и Ярослав, и Всеволод Ярославич, и Владимир Мономах, отсюда открывался сказочный вид.
Можно себе представить, как на этом месте в июльские дни 1015 года Владимир Святославич лихорадочно готовился к походу на Север, рассылая гонцов в города и крепости с приказом собирать новые полки, расчищать пути и мостить мосты. Отсюда же он отправил сына Бориса с дружинами на юг отразить набег половцев. И вот князь остался один. А где-то поблизости, у самых стен его замка, рыскали соглядатаи и изменники. Ждали своего часа…