Слово о полку Игореве — подделка тысячелетия

Речь, следовательно, идет об общепринятых понятиях, на фоне которых любая тюркская этимология неминуемо проиграет, столкнувшись с плотным фронтом индоевропейских терминов, означающих «вельможу» и имеющих точно такое же происхождение. В споре с В. П. Виноградовой H. A. Баскаков настаивал, что рассматриваемое слово «не связано с основным значением «быть в состоянии, мочь, быть способным», однако случайность здесь исключается. «Могута» образовано той же смысловой отглагольной цепочкой, что и в других языках: «быть в состоянии» – «мощь, власть» – «властитель, вельможа».

Думаю, именно термин вельможа, происходящий от «вельми» (много), ближе всего к слову «могуты»[311]. Следовательно, начало перечня «тюркских родов» переводится как: «…с черниговскими боярами и вельможами…».

Татраны – по версии ориентологов это слово чисто тюркского происхождения и восходит к древнетюркскому «татыр» или «татур» – «смаковать», а также к «татымак» – «зрелый, опытный человек» или к киргизскому «татыран» – «страшилище, чудовище». О первых трех словах перечня в «Слове» К. Менгес писал: «Таким образом, в «Слове» можно видеть три группы сановников: быля, могу (магнат, вельможа) и «татран» (опытный советник, старейшина).

Предлагалась также этимология этого слова от tatran — «житель Татр» (слово известно в чешском языке), от названия татар, и, наконец, допускалась возможность произвести слово от tatyr an – «чудовище». По мнению Баскакова, в «Слове» имеется в виду «черноклобуцкое родовое подразделение или укрупненная семья вместе со слугами и воинами, возглавляемая родовым старейшиной Татра»[312].

С другими «черниговскими былями» дело обстоит куда сложнее, чем это представляется В. П. Тимофееву, однако начнем по порядку. Совершенно неожиданно он предлагает рассмотреть версию, что в указанном перечне речь может идти вовсе не о людях, какими бы странными титулами они не награждались, а о… предметах вооружения черниговского ополчения. Вот как Тимофеев убеждает в этом читателя: «Почему в перечне, независимо от того, тюркский он или русский, должно говориться исключительно о людях? Святослав описывает мощь черниговского войска, а она, как известно, никогда не измеряется одним только опытом военачальников и отвагою их личного состава. Даже в приказах Гражданской войны говорилось не только о храбром начдиве, его комиссаре и численности войска, но и о пушках, пулеметах (в том числе на тачанках), броневиках, а то и об аэроплане. Почему, удивляясь вместе с А. Ивановым, что в «Слове» не упомянуты арбалеты, уже несколько десятилетий находившиеся тогда на вооружении русских дружин, мы не ищем их в тексте? Разве Автор не мог их назвать как-нибудь более поэтически, чем они названы в летописи? Почему спокойно читаем о тогдашних метательных снарядах – «шереширах» и «бременах», – но не задаемся вопросом: где же те «пушки», которые их выстреливали?»

Нельзя ли предположить, что последующие компоненты перечня, не люди, а элементы вооружения и оснащения черниговского русского (а не тюркского!) войска? Итак…

Руководствуясь заявленным военно-техническим характером предметов перечня, мы, не напрягаясь излишне, услышим здесь слово «таран». Но откуда в средине слова взялась непонятная «т»? Не будем спешить с утверждением, что перед нами случайное искажение.

В просторечии и говорах мы сплошь и рядом слышим: тверезый, ведмедь, суворый, сыроватка – вместо привычных: трезвый, медведь, суровый, сыворотка. В этих словах, словно на шахматной доске, была произведена своеобразная «рокировка» согласных, называемая в лингвистике метатезой. Приведу еще ряд примеров, взятых из отразившегося в литературе просторечия.

«Турец-царь Сантал» – в причудливом имени этого былинного персонажа легко ли различить искаженный устной передачей титул салтан (султан), упомянутый и в «Слове о полку Игореве»? А в просторечном «каталажка» увидит ли кто морское словечко «такелаж», пришедшее к нам из немецкого языка? А в имени Фрол – исходное латинское Флорус или же в Коснятин (имя новгородского посадского) – исходное Константин?

Метатеза в разное время основательно поработала не только над просторечными, по и над литературными словами, например ладонь из долонь (ср. укр. долонь и ст.-слав. длань), ладья из алдия (ср. норв. oldja). Особенно же «повезло» некоторым немецким словам, воспринятым через устную речь. К таковым относятся вполне теперь «русские» по звучанию тарелка, марганец и верстак, в которых не всякий заподозрит талерку (промежуточное от нем. Teller или швед. tallrik), манганэрц (Mangan Erz – «марганец» и «руда») и веркстат (промежуточное от Werkstâtte – «рабочее место»)?