Слово о полку Игореве — подделка тысячелетия

Однако столь безупречно выстроенная версия о датировке процедуры приобретения рукописи «Слова» Мусиным-Пушкиным одномоментно рухнула, когда в конце 80х годов прошлого столетия удалось установить, что отданный и объявленный уничтоженным хронограф сохранился. Е. В. Синицына обнаружила рукопись в собрании Ярославского музея-заповедника под № 15443, при этом на ней читаются те самые номера, под которыми хронограф числился в описях 1787 и 1788 годов. Оказалось также, что название «Хронограф» не соответствует составу сборника: в него входит фрагмент из Никоновской летописи и выписки из Степенной книги, а текста «Слова» в сборнике нет[384]. Трудно даже представить, каким ударом это открытие стало для уже достаточно пожилой Галины Николаевны Моисеевой, основной труд которой – монография «Спасо-Ярославский хронограф и “Слово о полку Игореве”» – потерял всякую ценность. В то же время другая версия исследовательницы, изложенная в разделе «Спасо-Ярославский хронограф в сочинении Василия Крашенинникова и в рукописной традиции» главы второй монографии, остается актуальной и поныне, о чем немного позднее.

Какие же выводы можно сделать относительно даты приобретения А. И. Мусиным-Пушкиным протографа «Слова о полку Игореве» после столь неутешительного финала, казалось бы, безупречной версии Г. Н. Моисеевой? И стоит ли отчаиваться от того, что «Хронограф в десть» оказался не тем, за что его приняли весьма компетентные исследователи. Но почему тогда этот памятник после всех перипетий, связанных с его таинственным изъятием из библиотеки монастыря, все же вернулся на свое прежнее место? Все очень просто – за ненадобностью. Выходит, в нем что-то искали, но, не найдя ничего интересного, вернули обратно. Возможно, таким же способом изымался и возвращался за ненадобностью не один десяток раритетов, в том числе и тех, которые в описи за 1788 год значились как: «За ветхостью и согнитием уничтожены». Может быть, будущим пытливым исследователям «повезет» разыскать их в музейных коллекциях и экспонатах, как повезло Е. В. Синицыной.

Смеем утверждать, что налаженный конвейер изъятия и последующего возвращения отдельных экземпляров летописного фонда Спасо-Ярославского монастыря «заработал» в поисках шедевров, аналогичных «Слову», сразу после того, как архетип самого «Слова» уже оказался в руках первоисследователей (В. И. Верещагин и А. И. Мусин-Пушкин). По этой версии получается, что еще до составления описи 1787 года конволют рукописей с Хронографом 1617 года и «Словом» уже был на руках у этих исследователей.

Действительно, настоящего «Хронографа» не оказалось ни в описи 1787 года, ни в последующей. Почему? Тогда стоит поискать его в описи за 1776 год, когда материальные ценности монастыря принимал сам Иоиль Быковский, назначенный на пост архимандрита в этом году. Но и в этой описи данный раритет отсутствует. Отсюда напрашивается вывод, что Иоиль держал этот экземпляр «Хронографа» с приплетенной к нему рукописью «Слова» не в общей библиотеке монастыря, а в своей ризнице на правах личной собственности. Откуда у него появились эти права? Он привез эти «права», а вернее, рукопись «Слова о полку Игореве» из Чернигова, решая при этом непростую задачу, как ему следует поступить с этим шедевром, по воле судьбы доставшимся ему в связи с кончиной Анонима. Автор не успел опубликовать свой труд, поручив завершить эту работу своему ученику и большому другу, зная, что тот располагал необходимыми для этого средствами, поскольку Троцко-Ильинский монастырь в Чернигове, куда был в 1765 году назначен на должность архимандрита Иоиль Быковский, располагал собственной типографией.

Но время было упущено, русско-турецкая война была в разгаре, актуальность поэмы, стержнем которой был призыв к российской общественности, руководству страны и армии осуществить вековую (вернее, 600-летнюю) мечту вернуть России Крым, Причерноморье и Приазовье с его Таманским полуостровом (Тмутараканью), отпала. Иоиль решил: коль скоро Аноним написал «Слово» «старыми словесы», то и быть ему произведением – ровесником Игорева похода в Половецкую степь. Он подбирает бумагу как только можно раннего производства, соответствующие чернила и, прекрасно владея каллиграфическим почерком древнерусских писцов, где уставом, а где полууставом переписывает произведение Анонима, демонстрируя тем самым как бы неоднократное переписывание повести при ее движении из XII века в век XVIII.

По прибытии в Ярославль он подбирает подходящий список с литературными древностями и приплетает к нему модернизированную рукопись Анонима, невольно становясь в известной степени его соавтором. Дополненный «Словом» конволют он помещает в недоступном для посторонних лиц месте своей ризницы в ожидании удачного момента, когда можно будет опубликовать сей труд «древнерусского» литературного гения.