Слово о словах

Эту песню запевает молодёжь,
Молодёжь, молодёжь!
Эту песню не задушишь, не убьёшь,
Не убьёшь, не убьёшь!

Тут уж никак не произнесешь «мо́лодежь»: этому мешает и ритм песни и рифма. Песню поют все, и правильное произношение прививается само собою, хотя, возможно, поэт совершенно не думал о том, что его произведение выполнит, наряду с другими, и эту полезную работу.

Сто́ит обратить внимание на одну очень важную сторону этого вопроса. Не всегда легко разобраться в том, что является правильным и что неправильным в языке. Ведь язык все время меняется; меняются понемногу, постепенно и его слова и сама его грамматика. Бывшее правильным вчера становится сомнительным сегодня и совсем неверным завтра. При этом нередко новое правило распространяется не сразу на все слова определенного типа, а сначала лишь на некоторые из них, временно оставляя другие в покое. Это очень осложняет положение: порою ответить на вопрос, как надо говорить, какая из двух форм слова или какое из двух его значений правильно, оказывается далеко не так-то просто.

Чтобы стало совершенно ясно, о чем я говорю, сто́ит разобраться в нескольких примерах.

Возьмем для начала такое широко известное слово, как «рентген». Оно имеет несколько значений: так называют и определенное физическое явление, лучи Рентгена, и медицинский аппарат для облучения ими, и самую процедуру этого облучения, и, наконец, – едва ли не чаще всего, – весь тот амбулаторный или больничный кабинет, который занят рентгеноскопией. Все поминутно говорят: «Меня назначили на рентген», «Рентген – великое дело!», «В этой больнице даже рентгена нет…» И в 99 случаях из 100 произносят это слово так: «рентге́н», с ударением на последнем слоге. Именно с этим ударением слово «рентге́н» напечатано и в словаре Ушакова. Очевидно, такое произношение надо считать правильным, литературным. Тем не менее случается слышать жаркие споры между сторонниками этой формы и людьми, которые предпочитают говорить «ре́нтген», делая ударение на первом слоге слова. Любопытно послушать аргументы и доказательства обеих сторон.

«Ре́нтген» произносят обычно люди, во-первых, немолодые и, во-вторых, знающие иностранные языки. «Слово „ре́нтген“, – говорят они, – это, собственно говоря, фамилия ученого Вильгельма-Конрада Рёнтгена, открывшего знаменитые лучи. Рёнтген был немцем, а немецкие фамилии всегда несут ударение на первом слоге. Особенно бесспорно это в данном случае, потому что фамилия „Ре́нтген“ по-немецки произносится как „Рёнтген“, а пишется через „oe“: „Roentgen“.

Так какие же основания у нас менять эту фамилию, переиначивая расположение ударений в ней и вообще искажая ее? Ведь у нас теперь даже „улицу Рёнтгена“ в Ленинграде называют „улицей Рентге́на“, – разве это не возмутительно? Тогда придется, пожалуй, фамилию Ге́те произносить как „Гете́“, хотя она тоже пишется по-немецки „Goethe“; сделать из „Ли́биха“ – „Либи́ха“ или из „Ма́йера“ – „Майе́ра“… Это безграмотно, и так дело не пойдет, товарищи!»

Так сердито говорят так называемые «пуристы», сторонники строгой правильности в нашей речи. Мы уже сталкивались с ними, рассуждая о словарях. Что же отвечают им их противники? Ведь доказательства как будто довольно сильны!

Противники указывают вот на что. Всё только что сказанное справедливо. Нам нельзя было бы отходить от правильного произношения данного слова, восходящего к немецкой фамилии, если бы наш язык всегда и всюду до сих пор соблюдал такую точность. Но этого не только нет, этого никогда и не бывало.

Очень многие иностранные фамилии мы употребляем, допуская в них значительные переделки, «русифицируя их». Так, например, фамилия гениального английского драматурга по-настоящему (то есть по-английски) выговаривается как «Шэ́йкспиэ», а мы ее произносим (и, вероятно, всегда будем произносить!) как «Шекспи́р». Мы очень долго говорили (да и сейчас этот обычай вовсе не вывелся) «Дон-Жуан», хотя, как нам с вами теперь хорошо известно, испанского имени «Жуан» нет и быть не может; в Испании есть имя «Хуан»: недаром Пушкин в «Каменном госте» всюду называл своего героя «Дон-Гуаном». Мы называем Гейне – «Гейне»: а ведь точное произношение этой фамилии будет «Ха́йнэ». Мы говорим «Париж», хотя французы именуют свою столицу «Пари». Мы говорим «Стамбул» про тот город, который по-турецки называется «Истанбул»[131]. Еще более причудливо коверкаем мы имена менее известных языков – голландского, датского, шведского. Исправить все это просто невозможно, да вряд ли и необходимо. А уж что касается тех случаев, когда имя собственное стало названием вещи, так тут и говорить ничего не приходится. Все произносят «рентге́н»; значит, и нам, грамматикам, надо подчиниться этому без особых рассуждений. Попытки же ввести точную передачу немецкого слова здесь совершенно неуместны: они отзывают языковой манерностью, щегольством, пуризмом.