Слово Оберона

Да, великая тайна. Большой секрет. Надо скорее разыскивать Уйму и удирать отсюда куда глаза глядят, хоть бы и в лапы к Принцу-деспоту.

Мимо протрусил, одышливо посапывая, слуга с кастрюлей на голове. Не раздумывая, я пристроилась за ним в затылок. Слуга топотал, я бежала за ним. Поначалу пыталась вести счёт поворотам и лестницам — но потом сбилась.

Чем ниже, тем захламленнее становились переходы. Валялись деревянные обломки с остатками резьбы, обгорелые тряпки, хрустели под ногами глиняные и фарфоровые черепки. На покосившемся трёхногом столе кто-то лежал. Я мельком на него взглянула — и остановилась, словно налетела на стенку.

Это был Мастер-Генерал! Он лежал на спине, раскинув руки, голубые глаза стеклянно глядели в потолок. Всё та же кружевная рубаха взялась коркой от крови, а из груди торчал все тот же стилет — мне показалось даже, что я узнаю рукоятку.

Какой кошмар. Он помог им выиграть битву, отстоять замок, выжил в бою… А они в благодарность зарезали его и бросили валяться здесь, среди хлама и мусора. А сами пируют в чертоге.

Мне стал противен и весь этот замок, и его защитники. Захотелось уйти поскорее, а главное — со страшной силой захотелось домой. Я повернулась…

Незнакомый воин стоял в дверном проёме, почти упираясь макушкой в низкий потолок. Отправляясь на победный пир, он даже не снял доспехи — на груди его поблёскивали, затейливо переплетаясь, стальные пластины. Широкие плечи, прикрытые массивными наплечниками, полностью загораживали проход. В опущенной руке воин держал шлем с помятыми перьями, а под мышкой у него торчал тусклый волнистый меч.

Он молчал и глядел на меня, будто ждал ответа.

Я отступила. Подняла посох. Железный человек не удивился и, конечно, не испугался. Его жёлтые глаза, круглые, как у совы, мигнули — и снова неподвижно уставились мне в лицо.

— Что вам надо? — почти выкрикнула я.

— Мармелада, — сообщил воин. У него была странная манера говорить не на выдохе, а на вдохе, и от этого голос получался жуткий, свистящий.

В этот момент я его узнала — и от удивления чуть не выпустила посох.

— Уйма?!

Звякнув кольчугой, он подошёл ближе. Я глазела на него, забыв, где нахожусь.

Он побрился. Борода, в которой раньше тонуло его лицо, валялась теперь на полу какой-нибудь цирюльни… Хотя что я говорю? Острый ножик и обломок зеркала — вот вам и вся парикмахерская. Под бородой обнаружился незнакомый человек — белое, даже синеватое лицо с толстым шрамом на скуле, со впалыми щеками и круглыми розовыми губами. Из ноздрей крючковатого носа по-прежнему выглядывали короткие волоски, и два пышных куста росли из ушей жалкими воспоминаниями о былой людоедской красоте.

— Ого, — пробормотала я. — Где ты взял доспехи?

— Добыл в бою, — бывший людоед небрежно тряхнул шлемом. — Надо уходить. Я здесь всё уже узнал.

— Это я здесь всё уже узнала!

— Мы здесь всё узнали, — примирительно сказал Уйма. — Пошли.

Он отодвинулся, освобождая проход, из-за спины у него выскочил слуга с блюдом, полным раскалённых углей. Я отшатнулась, забыв о трёхногом столе. Крак! — ещё одна ножка подломилась, столешница накренилась кузовом самосвала, и мёртвое тело со стилетом в груди сползло на пол, оставляя за собой красную дорожку.

Слуга даже не повернул головы — умчался по делам. Я подошла поближе к Уйме. Превозмогла желание ухватиться за толстую руку в кольчужном рукаве:

— Кто его убил, ты не знаешь?

— Никто его не убивал, — Уйма разглядывал мертвеца, лежащего теперь на боку. — Он у них всегда так — полежит-полежит и встанет. Если враг у ворот. Если в нём большая нужда, вроде как вчера.

— Пойдём отсюда, — сказала я, помолчав.

— Ты ужинала?

Полчаса назад я готова была проглотить слона. Сейчас у меня начисто пропал аппетит.

— Пойдём, Уйма, пожалуйста…

Он пожал плечами.

* * *

Мы вышли за ворота без лишнего шума, но ни от кого особенно не прячась. Поле перед замком было вытоптано, у ворот лежало опрокинутое стенобитное орудие. Чуть дальше — обломки катапульты. Поодаль высилась куча мешков, набросанных один на другой; я присмотрелась. Мешки смутно напоминали человеческие фигуры с руками-ногами, а кое-где на мешковине были даже нарисованы лица! Огромные куклы были изрублены, распороты, песок из них почти высыпался, осталась куча тряпья.

— Что это?!

— Сам удивляюсь, — пробормотал людоед. — Понаделали кукол, набили песком, пришёл Мастер-Генерал — куклы встали и пошли. Страшное дело. Стрелы в них увязают, мечи тупятся… Его в клочья надо изрубить, чтобы он рассыпался, а разве он даст себя рубить?

Я вспомнила Максимилиана: «Куклы. Боевые игрушки Мастера». Солнце склонялось к горизонту; куча тряпичных бойцов отбрасывала длинную тень.

— Этот Мастер-Генерал… Он как-то их оживил, да?

— Мастер-кукловод, — проворчал Уйма. — И ведь не только кукол водит.

— А кого ещё?

— Людей, разумеется. Я видел. Как он скомандовал: «В атаку». Все вперёд как бешеные ломанулись. Слабые, сильные, трусливые, хромые… все.

— А ты?

Людоед долго молчал.

— И меня пробрало, — признался наконец. — Сперва ничего, ничего… А потом ка-ак… барабаны в ушах, в животе боевая песня. Вспомнил юность, понимаешь.