Слово Оберона

— Да, — я выпрямила спину. — Я вижу в темноте и умею летать. Я маг дороги из Королевства Оберона.

— Я не слышал о таком.

— Ещё бы. Ведь это за Печатью.

Я перевела дыхание. Выложить все тайны за полминуты, да ещё когда тебя не спрашивают — это надо уметь. Это подвиг разведчика.

— Удивительно, — пробормотал узник и опустил руку со свечой. — Чудеса… Расскажи мне. Я столько лет ни с кем не разговаривал…

Мне показалось, что я тоже не разговаривала ни с кем как минимум десять лет. Я готова была подойти поближе, но не идти же прямо по снующим черным жукам!

— Это смужелицы, — сказал узник, как будто эта новость должна была меня успокоить. — Ничего!

Сжав зубы и ступая на носочках, я приблизилась и задрала голову. Человек из клетки смотрел на меня сверху вниз, подсвечивая себе тоненьким язычком пламени. Он сильно щурился.

— Ты не могла бы дотянуться вон до того колеса и опустить клетку пониже?

Я проследила за его рукой. Действительно, в углу имелся механизм с колесом и рычагами, от него вела цепь к кольцу на потолке. На другом конце цепи висела клетка.

— Попробую, — сказала я, совершенно уверенная в том, что с моими весом и силой эту хитрую механику не одолеть.

Я ошиблась. Рычаг поддался, колесо повернулось, и клетка поднялась ещё на полметра вверх.

— Не туда! В другую сторону!

Я снова качнула рычаг. Клетка чуть опустилась. Я дёрнула что есть силы, колесо завертелось, шестерни застучали, клетка рухнула вниз.

— Не так низко! Не до земли!

Я повисла на рычаге. Клетка дёрнулась и встала, раскачиваясь, в нескольких сантиметрах от пола.

— Спасибо, — сказал человек.

Теперь я могла разглядеть его получше. Он был бледный, тощий и давно не стриженный, но молодой и, наверное, красивый, если его побрить. Борода казалась светлой по сравнению с чёрными прямыми волосами. А глаза он так щурил, что невозможно было разглядеть их цвет.

— Ниже клетку опускать нельзя, — сказал он, будто извиняясь. — Тогда смужелицы полезут ко мне в постель. Подойди поближе.

Я подошла. Теперь нас разделяли только несколько шагов и решётка.

— Вы сидите здесь в темноте?

— А разве ты сидела при свете?

— Да, но меня только сегодня поймали…

Я запнулась. Время сдвинулось, я уже не знала точно, что произошло сегодня, что вчера, а что — неделю назад.

— Я тут уже очень давно, — спокойно сказал человек. — И никто ко мне не приходит.

— Как же? А ваши тюремщики? А кто вас кормит, поит?

— У меня есть вечная краюшка хлеба, если её съесть, она всегда вырастает опять. И вечно полный кувшин молока. И луковица. И вечная свечка, но она тоненькая и в последнее время очень плохо восстанавливается. Боюсь, как бы мне не остаться совсем в темноте.

— За что?! — спросила я, потрясённая. — За что с вами так обошлись?!

— Ну как же. Ведь я должен был стать законным королём, в то время как власти желал мой брат.

— Вы Принц-пленник!

От моего крика даже невозмутимые чёрные смужелицы брызнули во все стороны, и на секунду их шуршание смолкло. Что до узника, то он чуть не выронил свечу:

— Что случилось? Что с тобой?

— Я нашла вас! — пустившись в пляс, я то и дело давила неосторожных насекомых. — Вы Принц-пленник! Я ради вас пришла из-за Печати, чтобы вы женились на принцессе из Королевства Оберона!

— Погоди, — сказал он тихо. — Но я ведь… я не могу жениться. Я заперт тут навечно.

— Как навечно? — я перестала танцевать. — Да я немедленно вас освобожу! Надо поднять клетку повыше, а потом грохнуть её об пол, тогда она развалится и…

— Она не развалится, — принц смотрел на меня серьёзными грустными глазами. — Освободить меня может только тот, кто возьмёт замок штурмом. А этот замок невозможно взять.

— Нет-нет, — я не желала отступать. — В крайнем случае… Я добуду пилу. Я что-нибудь придумаю. Вы очень нужны. Не только мне, всему нашему Королевству. Я придумаю, как вас освободить.

— Милая девочка, — он отвёл глаза. — Придумай сначала, как освободить себя.

Я замолчала.

Кто я такая? Одна, без друзей, без посоха. Ключа у меня нет, я никогда не смогу вернуться за Печать. Заблудившаяся в страшном замке, голодная, обессиленная…

— Хочешь есть? — спросил принц.

— Не хочу… отбирать у вас последнее.

— Это не последнее. Это вечное. На, — он отломил мне кусок чёрного хлеба. — К сожалению, это всё, чем я могу тебе помочь.

* * *

Мы провели с Принцем-пленником несколько длинных часов. Его хлеб и молоко показались мне страшно вкусными — хотя краюшка, если честно, была черствовата, а молоко я с детства не люблю. Он жаловался, что забывает слова, что беседует сам с собой и боится сойти с ума. А я сидела на корточках, соломинкой отгоняла надоедливых смужелиц и с ужасом думала: что же дальше?

Можно, конечно, остаться. И принцу будет веселее, и мне не так страшно. Вечного хлеба и вечного молока нам хватит на двоих. Можно надёргать соломы из тюфяка и соорудить мне постель на каменном полу. Смужелицы противные, конечно, но ведь они не кусаются…

Получится, что я сбежала из одной тюрьмы в другую. Принца, по его словам, уже давно никто не проведывает, значит, меня не найдут и не поймают. И я останусь здесь навсегда, вроде бы свободная, но в тюрьме.