Слово Оберона

— А ещё можно сколотить такие штуки из дерева, на четырёх ногах, на четырёх гвоздях. Облить смолой и поджечь. И пусть они бегут в первых рядах, а стражники от страха…

— Вот-вот! Стражники от страха закроют дверь, и привет! К тому же эти твои горючие твари прогорят до головешек, пока добегут. Золой рассыплются перед воротами!

Принц-саламандра опустил голову. Мне не очень нравилось, как Уйма с ним говорит — без должного уважения. Я толкнула людоеда локтем в бок. Уйма покосился. Закатил глаза к небу, будто говоря: ты ещё со своими условностями.

Мы лежали на том самом холме, под которым не так давно Уйма одолел в традиционном состязании городского палача. Схоронившись в густой высохшей траве, мы смотрели на замок, и чем дольше смотрели, тем хуже становилось у меня на душе.

Серая глыба морщинистого камня казалась абсолютно неприступной. Две уродливые колонны у входа, узкий провал ворот — стоит закрыть его камнем, и можно хоть головой о стенку биться!

— Да и сколько времени уйдёт на всё это? — вслух рассуждал Уйма. — Кукол шить, страшил из дерева сколачивать…

— Ждать не стану, — у Мастер-Генерала был хриплый, сорванный в боях голос. — Три дня — и атакуем всеми наличными силами. Ты, я, этот парень из огня да девчонка с мальчишкой. Это будет красивая смерть.

Я не понимала, говорит он всерьёз или издевается.

— А если собрать со всего леса волков? — Принц-саламандра был человек с фантазией. — Пусть идут лавиной…

— Они ворота закроют, — объяснил ему Уйма, как маленькому. — Только зря зверей губить.

— Решимости у вас на целую армию, — Мастер-Генерал усмехнулся. — А умишка, гляжу, маловато. На одного десятника не наберётся.

Я хотела ответить, да что толку?

Сегодня был не базарный день. Окрестности замка расстилались, как пустыня, редко-редко прошмыгнёт человечек с охапкой хвороста на плече. Домишки и будочки — базар перед замком — пустовали. Ветер покачивал петли на виселицах вдоль дороги. У меня заныло сердце: я так и представила, как мы висим рядком. Я, Уйма, некромант… и Принц-саламандра.

Ай! Муравей, забравшись под рубашку, сомкнул челюсти у меня на животе. Зашипев от боли, я перевернулась на спину и зашлёпала ладонями, будто пытаясь сравнять свой живот с землёй. Проклятый муравей, хоть и куснул больно, помог мне избавиться от страшной картины перед глазами.

Я снова перевернулась на живот, как пулемётчик в засаде, и подумала: вот он, решающий момент. Мастер-Генерала мы добыли с риском для жизни, и ещё неизвестно, сможет ли Принц-саламандра вернуться в родную страну. Прославленный воин ожил — а ведь некоторые такого счастья веками ждут! И замок вот он, как на ладони, там томится в темноте Принц-пленник, которому я обещала вернуться. Там прохлаждается Принц-деспот, убийца и предатель. А мы сидим, как дураки, и ничегошеньки не можем сделать перед этой серой твердыней!

Другой муравей цапнул меня за плечо. Я скатилась с пригорка, ругаясь вполголоса, и пошла куда глаза глядят. Максимилиан сидел у костра. Уйма велел ему ждать — и некромант ждал, опустив голову, насупившись, думая о своём.

— Эй, Макс! Ты можешь чудищ понатворить, чтобы они замок взяли?

— Иди ты, — некромант отвернулся. — Этот замок не берётся.

— А мертвецов поднять? Тут вон кладбище совсем рядом, поднимай — не хочу. Да ещё висельники. У них к Принцу-деспоту свои счёты.

Он зыркнул на меня с откровенной злобой, будто я тыкала пальцем в его болезненную рану. Ах да: он же до смерти боится мертвецов. Да и что смогут мертвецы, если каменные двери закроются?

— Может, надо мертвецов-невидимок? — подумала я вслух. — Чтобы они невидимыми дошли до дверей и навалились на стражников. Чтобы те не успели закрыть ворота… Макс, ты можешь сделать Уйму невидимым?

— А ты?

Я подумала. Повертела посох в руках:

— Нет, — призналась наконец. — Не могу.

— И я не могу. И отстань от меня.

— Ну что ты такой злой? — я села рядом. — Я тебе жизнь спасла. Ты меня предал. Я тебя простила. В стольких переделках побывали вместе. Ну зачем нам быть врагами, ты мне объясни?

Он по-собачьи приподнял верхнюю губу. Хотел что-то сказать, но в этот момент и его цапнул муравей. Некромант подскочил, шлёпая себя по попе так свирепо, будто на него напало раскаяние и он решил самонаказаться сразу за все грехи.

— Вот твари, — сказала я сочувственно.

— А знаешь, что твой Уйма палачу рассказывал? — спросил меня некромант, немного отдышавшись. — Про казнь в муравейнике? Ты думаешь, так просто — посадить осуждённого на кучу, и пусть муравьишки жрут его? Не-ет, всё не так просто! Твой людоед придумал вот что: перед казнью жертве дают напиться сладкой воды, а потом…

Он говорил и говорил, но я его не слышала. Я смотрела, как шевелятся его губы, как сужаются и расширяются чёрные зрачки, а в голове у меня царил сумбур. Перед глазами стояли ворота между двух колонн, базар, виселицы… Вот ворота закрываются…

Повернувшись к Максу спиной, я рванула на вершину холма, спотыкаясь от нетерпения.

— Послушайте! Я знаю!

Ко мне обернулись три лица: бронзовое Уймино, бледное Принца-саламандры, желтоватое Мастер-Генерала.