Слово — письмо — литература

Ситуация коренным образом изменилась. И произошло это, мне кажется, не в последние пять-шесть лет. Решающими, по-моему, стали как раз эйфорические годы публикационного бума в газетах и журналах конца 1980-х — начала 1990-х гг. Не буду сейчас оценивать ту важную пору и ее последствия в целом, возьму только три вещи. Во-первых, практически остановилась работа над действительно новым, непривычным, «современным» — работа первопроходцев, а стало быть — начали складываться предпосылки депрофессионализации (характерно, что актуальная журнальная критика и оперативное рецензирование, будь то беллетристики, будь то научной продукции, сошли в те годы на нет). Во-вторых, публиковать — и огромными тиражами! — стал тогда всяк и каждый. Довольно скоро люди, редакции, издательства стали делать на этом не только репутацию (нередко — дутую и дурнопахнущую), но и деньги (в сравнении со старым порядком — не такие уж малые). Наконец, в-третьих, читательские круги при всем этом отнюдь не дифференцировались и усложнились, а, напротив, смешались и, в общем, омассовились. Читатель одряб и оравнодушел. Подавляющее большинство образованных людей среднего и старшего поколений — студенчество не беру! — добровольно отказались в ту пору от трудного чтения, перейдя к телеэкранам, просмотру скандально-сенсационных газет, чтению массовой словесности. Один из результатов: только за последние четыре года доля не читающих книги среди людей с высшим образованием выросла в России, по данным ВЦИОМ, вчетверо (доля читающих детективы и боевики среди них же увеличилась в полтора раза).

В это же время перед самыми широкими массами — впервые в жизни нескольких поколений разом! — встала проблема аврального освоения «чужих» культурных языков (обучение иностранным наречиям — лишь одна, внешняя и наиболее явная его часть). Речь не о специальных знаниях. Это были языки повседневного обихода: политики, этики, науки, религии, быта, эротики, эзотерики — чуть ли не всего нормального круга обычных цивилизационных умений (как для других — языки крови и почвы, духовности и антисемитства, тут появились свои полиглоты). Но, быть может, главное здесь — оно и дает сейчас самые ощутимые провалы — это необходимость обучения другому, самому факту, что за прежней китайской стеной есть целый и разнообразный мир, что с ним нужно соотноситься, общаться и это нужно уметь, что придется привыкать к открытости вовне, к жизни «после Вавилонского столпотворения» (к развитой социальности и социабельности, скажет социолог).

Сдвиги такой скорости и масштаба вывели наружу гораздо более фундаментальные структуры и принципиальные в них сбои. Отсылка к Мандельштаму, обобщившему в своих статьях о переводе опыт второй половины 1920-х гг., не случайна. Дело не в аналогиях, а в том же по характеру феномене: сбое и разрыве культурного воспроизводства, системном крахе репродуктивных механизмов культуры. Социальный разлом поднял тогда наверх миллионы культурных новобранцев, чья пожарная по темпам «вторичная европеизация» (по выражению Эйхенбаума) могла идти только на основе стандартизированных, заведомо средних образцов. При всей нужде в общедоступных моделях действия, переживания, самооценки и т. п. готовых шаблонов не было и быть не могло, а при всей демонстративной потребности в «новом» запрашивалось именно шаблонное. Шел одновременный, массированный выброс культурной периферии в центр. Дело не только в том, что едут люди — дело в том, что упрощаются ориентиры. Поведение новоселов культуры приобретает гротескные, пародийные черты. Если воспользоваться косвенными свидетельствами литературы, в качестве ближайшего примера тут напрашиваются герои Зощенко (а в них, в свою очередь, откликаются Козьма Прутков, Фома Опискин и капитан Лебядкин).

Сегодняшняя «волна» — фаза того же кругового процесса. Всеобщий культурстеб в первой половине нынешнего десятилетия был «откосом» этой волны; пародийность культурных продуктов вроде «Искусственного рая» Осадченко (не Бодлера же!) стала на исходе 1990-х ее «кручей». В добровольных охотниках и заказных умельцах быстро сметать на живую нитку все и вся недостатка сейчас нет (туг и многим советским перелицовщикам работа нашлась), хотя число специалистов практически не увеличилось; Удачливый пройдоха Хлестаков и наигранный циник Базаров под фамилиями, которые читатели легко могут подобрать сами, опять — в который раз — выходят на социальную авансцену.