Слово президента

Однако в решении Верховного суда имелось и слабое место. Средства массовой информации способны были уничтожить человека, разрушить его карьеру, лишить средств к существованию. В соответствии с американским законодательством можно было опротестовать почти любое ошибочное решение, но репортёры пользовались такой защитой, которую можно сравнить лишь с королевской неприкосновенностью. По сути деятельность репортёра стояла выше закона. Да и на практике прилагались максимальные усилия, чтобы все оставалось по-прежнему. Признание ; ошибки было не только юридическим faux pas[102], за что пришлось бы выплачивать деньги, но также ослабило бы доверие публики к профессии репортёра. Вот потому-то журналистская братия никогда не признавала допущенных ошибок, если была хотя бы малейшая возможность сделать это, а когда всё-таки им приходилось идти на попятный, опровержение почти никогда не помещалось на столь же видном месте, как и первоначальное ошибочное утверждение. С помощью адвокатов, точно знавших высоту крепостных стен, которые они защищали, опровержению старались придать минимальную выразительность. Случались исключения, но тогда все понимали, что они значили.

За свою длительную журналистскую карьеру Пламер был свидетелем многих перемен, происшедших в его профессии. В неё было привнесено излишнее высокомерие и недостаточное понимание того, что общественность, которой должны служить репортёры, больше не доверяет им. Это глубоко ранило Пламера. Он полагал, что заслуживает доверия публики, считал себя последователем Эда Марроу[103], голосу которого верила вся Америка. Именно такой должна быть профессия репортёра. Однако; она утратила свою убедительность, потому что на неё нельзя оказывать давление извне, и репортёрам не станут доверять до тех пор, пока они будут подчинять своё перо политическим интересам и не начнут снова следовать лишь голосу собственной совести. Репортёры критиковали все остальные профессии — медицину, юриспруденцию, политику — за то, что их представители нарушали профессиональную этику, и в то же время не позволяли никому критиковать такие же нарушения, совершенные ими самими. «Делай так, как я говорю, а не так, как я сам делаю», — такую фразу нельзя сказать уже шестилетнему малышу, однако подобная позиция стала типичной среди взрослых. А если это усугубится, что тогда?

Пламер задумался над положением, в котором оказался. Он мог бросить телевидение в любой момент. Колумбийский университет неоднократно приглашал его занять должность профессора, читать курс «Журналистика и профессиональная этика», потому что его голосу привыкли верить. Это был голос честного журналиста, разумный и рассудительный. Голос старого журналиста, подумал он. Может быть, это будет его последний честный поступок?

Но в основе всего лежала по сути дела человеческая совесть, убеждения, которые внушили ему давно умершие родители и учителя, имена которых он забыл. Если он хочет оставаться верным своей профессии, он не должен изменять её основам, которые сводились к короткой фразе: говорить правду и не думать о последствиях. Пламер поднял телефонную трубку.

— Хольцман слушает, — отозвался репортёр, потому что это была служебная линия в его доме в Джорджтауне.

— Это Пламер. Я проверил кое-что. Похоже, ты прав.

— И что дальше, Джон?

— Я должен сделать это сам. Ты получишь эксклюзивные права на публикацию в печати.

— Это щедро с твоей стороны, Джон. Спасибо, — поблагодарил Боб.

— Но я по-прежнему считаю, что Райану недостаёт активности как президенту, — добавил Пламер. Создаётся впечатление, будто он оправдывается, подумал Хольцман. Впрочем, в этом есть смысл. Пламер не мог позволить себе, чтобы создалось впечатление, будто он делает это с целью втереться в доверие к президенту.

— Ты ведь знаешь, что речь идёт не об этом. Вот почему я и решил тогда поговорить с тобой. Когда ты сделаешь это? — спросил Боб Хольцман.

— Завтра вечером, в прямом эфире.

— Может быть, нам с тобой стоит посидеть и вместе набросать черновик статьи? Для «Вашингтон пост» это будет сенсацией. Ты не хочешь стать соавтором?

— Боюсь, что завтра вечером мне скорее всего придётся искать себе другую работу, — грустно усмехнулся Пламер. — Ну хорошо, договорились.

* * *

— Так что же это значит? — спросил Джек.

— Они согласны со всеми нашими действиями. У меня создалось впечатление, что они едва ли не приветствуют появление авианосца в их регионе. Они попросили, чтобы я занялся челночной дипломатией между Пекином и Тайбэем…

— Они не возражают, чтобы ты вылетал в Тайбэй непосредственно из Пекина? — изумился президент. Ведь подобные прямые рейсы придадут легитимность правительству Китайской Республики. В соответствии с дипломатическим протоколом, государственный чиновник в ранге министра может поступать таким образом лишь в том случае, если речь идёт о столицах суверенных государств. Менее значительные разногласия улаживались «послами по особым поручениям», которые могли обладать такими же полномочиями, но по статусу никак не соответствовали чиновникам министерского ранга.