Помню граничившее с бравадой и связанное с определенным риском поведение нашего командира роты Ивана Котельникова. В тот день, когда немецкие самолеты висели над нашими головами, он буквально изводил фашистского летчика, по-видимому молодого, решившего во что бы то ни стало уничтожить советского офицера. Раз за разом стервятник пикировал на танк Котельникова. Однако каким-то необъяснимым чутьем Иван Васильевич улавливал момент открытия огня летчиком пикировавшего самолета и успевал вовремя скрыться в башне, а когда самолет выходил из пике, ротный вскакивал на своем сиденье и пальцами показывал гитлеровцу «нос». В конце концов Котельников доконал врага: выведенный из себя, тот до того увлекся охотой за дразнившим его советским офицером, что в один из заходов не успел вывести машину из пике и врезался в землю. И мы долго видели факел горевшего немецкого самолета.
Наши попытки выбить противника из Зоммерфельда с запада к успеху так и не привели. Стали обходить город с юга. Уже в сумерках втянулись в лес. Медленно продвигаемся по проселку через заболоченный участок. Стало совсем темно. Лишь вспышки выстрелов и редкие осветительные ракеты выхватывали из темноты напряженные лица смертельно уставших людей. Ехали всю ночь. Без конца застревали машины, рвались изношенные гусеницы и буксирные троса. Иногда прибегали к самовытаскиванию, хотя на болотистой местности да еще ночью очень нелегко это было делать. К тому же приходилось переливать горючее из одних танков в другие, переносить боеприпасы и быть в постоянной готовности к встрече с врагом. Особенно досталось нашим трудягам механикам-водителям и зампотехам рот…
Но, как бы там ни было, к утру лес и болото остались позади. Однако рассвет не принес нам ничего хорошего. Мы попали под сильный артиллерийский и минометный обстрел. Сопротивление противника, стремившегося задержать наше продвижение и успевшего подтянуть к Бенау резервы, все более нарастало.
Бенау — большое село, вытянувшееся с запада на восток. Одной своей окраиной оно выходит к реке. В центре села, у пересечения железной и шоссейной дорог, находятся железнодорожная станция и церковь.
Вечером во взаимодействии с 49-й гвардейской механизированной бригадой и 416-м стрелковым полком мы достигли западной окраины этого населенного пункта. Командный пункт командир бригады развернул в подвале большого крайнего дома; там же расположились и командиры обоих полков. Часть подразделений механизированной бригады заняла позиции за околицей, фронтом на запад.
Уже в наступивших сумерках по центральной улице села в сопровождении полковых автоматчиков осторожно двинулись наши танки. Мне приказано следовать впереди. Все члены экипажей с напряжением всматриваются в темноту: одни через прицелы и приборы наблюдения, другие — через полуоткрытые люки. Слышны отдельные выстрелы.
Справа, из-за пристанционных складских зданий, показались цепи вражеской пехоты. Одновременно с пулеметами наших танков и автоматами сопровождавших нас пехотинцев дробно зачастила и крупнокалиберная счетверенная зенитная установка. Немецкие солдаты залегли.
Около нас рвутся снаряды и мины, от многочисленных огненных трасс стало светло. Отчетливо видны дымовые шлейфы, оставляемые фаустпатронами. Но кумулятивные гранаты не достигают танков. Вот мелькнула вспышка в полуоткрытых дверях одного из складов. Кто-то из находившихся в придорожном кювете офицеров-пехотинцев ракетой указал цель. Но мы и без того знали, что делать: сразу же последовали два пушечных выстрела. В щепки разбиты массивные двери склада, посыпалась черепица кровли.
И тут же — сильный удар по левому борту нашего танка. Машина развернулась на ходу: очевидно, разбита гусеница. Не дожидаясь команды, Алексей Ещенко включил заднюю передачу, выровнял машину и заглушил двигатель. Даже проверить, что за повреждение получил танк, не представлялось возможным. Потом мы выяснили, что огнем из штурмового орудия, находившегося метрах в пятистах на высоком противоположном берегу протекающего вдоль села ручья, было сбито направляющее колесо. Расчет другого орудия, выползшего из-за укрытия, решил, видимо, добить нас. Отвечаем огнем на огонь, нам помогают находящиеся сзади наши товарищи. Сильные удары вражеских снарядов по лобовой части корпуса танка следуют один за другим. Попаданий оказалось семь, но ни одно из них не было сквозным, хотя в каждую из оставленных снарядами продолговатых выбоин, как мы увидели потом, свободно поместилась бы пилотка. Не подвела нас уральская броня!
Наиболее сильно ощущал эти удары механик-водитель Ещенко, сидевший «без дела» в непосредственной близости от адски грохочущей наковальни. Через смотровую щель и перископ он имел довольно ограниченный обзор, а из жестко закрепленного курсового пулемета мог вести лишь неприцельный огонь, да и то только в одном направлении.