Читаем Слово советского пацана. Бандиты, маньяки, следаки полностью

Он в специальном чехле спрятал оружие под длинным пальто. Для удобства отпилил у ружья приклад, но стволы не тронул. Чтобы ружье не обнаружили металлоискателем, Шмонов изготовил плакат с надписью «Крепись, государство!», который поместил на железный штырь. Так и отправился на демонстрацию — с громоздким плакатом и с ружьецом за пазухой. И его действительно без проблем пропустили на Красную площадь. Шмонов присоединился к одной из колонн. Он понимал, что может погибнуть от пуль телохранителей Горбачева, и написал прощальную записку, где объяснял мотивы своего поступка. Ее он положил в карман пальто. При этом террорист не хотел погибать и решил обезопаситься. Под рубашку он надел самодельный бронежилет. На случай, если его попытаются задержать, он задумал грозить самоподрывом. Это был блеф, взрывчатки у него не имелось.

Семейный человек

У Шмонова была жена, совсем маленькая дочь и родители, которые осели в Узбекистане. В то время ему было 38 лет. Он не страдал болезнями, считался физически крепким человеком. Но, видимо, он был совершенно равнодушен к родным. Бывшему молодому ученому хотелось войти в историю, добиться переворота в стране. Шмонов даже готов был погибнуть за это «святое» дело. Да, перестройка превратила этого маленького человека в большого фанатика, который не знал жалости ни к себе, ни к другим, включая самых близких людей.

«Первый выстрел — в Горбачева!»

Кстати, перед походом на Красную площадь он замаскировался: нацепил театральные усы, очки и парик. На всякий случай. Если уж играть в шпиона — то до конца. В 11:10 Шмонов в колонне радостных демонстрантов оказался неподалеку от трибуны Мавзолея. Он просчитал на глазок: до Горбачева и Лукьянова — 50 метров, не больше. Возможно, чуть меньше. Вот они, рядом. Стреляй — не хочу. Он был уверен, что Горбачев носит бронежилет — и с самого начала собирался целиться в голову. На допросе он рассказывал так: «Я запланировал следующее: первый выстрел нужно произвести в Горбачева. Если после первого выстрела Горбачев упадет или спрячется, то второй выстрел нужно произвести в Лукьянова. А если после первого выстрела Горбачев не упадет и не спрячется, то второй выстрел нужно произвести в Горбачева».

Улизнувший сообщник

У него был сообщник, москвич, тоже завсегдатай оппозиционных митингов, который должен был, направив в воздух пистолет Макарова, отвлечь на себя внимание в момент, когда Шмонов будет целиться в Горбачева. Но в самый последний момент, уже на площади, приятель испугался расстрела и ретировался.

Выстрел в небо

А Шмонов достал платок, высморкался и, убирая платок во внутренний карман пальто, достал ружьецо. Эти манипуляции заметил сержант патрульной милицейской службы Мыльников, он бросился на террориста, стараясь отвести ружье от людей. Шмонов нажал на курок, раздался выстрел — в воздух. Сразу сориентировался начальник охраны генсека Владимир Медведев: он возник как из-под земли и закрыл Горбачева своей спиной, прямо на трибуне Мавзолея. Телевизионщики тоже не сплоховали — не показали этот момент, хотя вели прямой репортаж с Красной площади. В этот момент советские люди видели радостную процессию москвичей. Надо сказать, соратники Горбачева держались мужественно, никто и бровью не повел. Кроме одного — только что избранного мэра Москвы Гавриила Попова. Он смертельно перепугался и спрятался за трибуну.

Допрос в ГУМе

А Горбачев, поначалу ничего не понявший, спокойно наблюдал с высоты за потасовкой между Мыльниковым и Шмоновым. Последний оказался крепким парнем и сумел выстрелить вторично — на этот раз пуля попала в стену ГУМа. К счастью, он никого не ранил. На помощь милиционеру бросились курсанты и чекисты, и наконец Шмонова скрутили. Его буквально на руках быстро занесли в ГУМ. Там, в специальной комнате, и состоялся первый допрос, который продолжался часа два. По горячим следам террорист немало рассказал следователю. Шмонов откровенно говорил о своих убеждениях, о том, что нужно убивать коммунистов, начиная с Горбачева. Любопытно, что рассказывать о том, что он якобы готов взорвать себя, Шмонов не стал: слишком быстро его схватили, он просто забыл об этом замысле.

Откровенные показания

Шмонов говорил следователям: «Стреляю-то я неплохо. В армии попадал в „девятку“, диаметр которой всего 15 сантиметров. А на Красной площади шансы у меня были. Целиться, конечно, надо было побыстрее… Жаль, не удалось».

Правда, Горбачев считал эту акцию инсценировкой, которую устроил… всесильный КГБ, чтобы напугать вождя перестройки и отвадить его от демократических реформ. Мол, испугается — и начнет «завинчивать гайки». Кстати, отчасти он так и поступил — конец 1990 года считается временем, когда Горбачев запоздало попытался отказаться от демократизации общества.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное