Он в специальном чехле спрятал оружие под длинным пальто. Для удобства отпилил у ружья приклад, но стволы не тронул. Чтобы ружье не обнаружили металлоискателем, Шмонов изготовил плакат с надписью «Крепись, государство!», который поместил на железный штырь. Так и отправился на демонстрацию — с громоздким плакатом и с ружьецом за пазухой. И его действительно без проблем пропустили на Красную площадь. Шмонов присоединился к одной из колонн. Он понимал, что может погибнуть от пуль телохранителей Горбачева, и написал прощальную записку, где объяснял мотивы своего поступка. Ее он положил в карман пальто. При этом террорист не хотел погибать и решил обезопаситься. Под рубашку он надел самодельный бронежилет. На случай, если его попытаются задержать, он задумал грозить самоподрывом. Это был блеф, взрывчатки у него не имелось.
У Шмонова была жена, совсем маленькая дочь и родители, которые осели в Узбекистане. В то время ему было 38 лет. Он не страдал болезнями, считался физически крепким человеком. Но, видимо, он был совершенно равнодушен к родным. Бывшему молодому ученому хотелось войти в историю, добиться переворота в стране. Шмонов даже готов был погибнуть за это «святое» дело. Да, перестройка превратила этого маленького человека в большого фанатика, который не знал жалости ни к себе, ни к другим, включая самых близких людей.
Кстати, перед походом на Красную площадь он замаскировался: нацепил театральные усы, очки и парик. На всякий случай. Если уж играть в шпиона — то до конца. В 11:10 Шмонов в колонне радостных демонстрантов оказался неподалеку от трибуны Мавзолея. Он просчитал на глазок: до Горбачева и Лукьянова — 50 метров, не больше. Возможно, чуть меньше. Вот они, рядом. Стреляй — не хочу. Он был уверен, что Горбачев носит бронежилет — и с самого начала собирался целиться в голову. На допросе он рассказывал так: «Я запланировал следующее: первый выстрел нужно произвести в Горбачева. Если после первого выстрела Горбачев упадет или спрячется, то второй выстрел нужно произвести в Лукьянова. А если после первого выстрела Горбачев не упадет и не спрячется, то второй выстрел нужно произвести в Горбачева».
У него был сообщник, москвич, тоже завсегдатай оппозиционных митингов, который должен был, направив в воздух пистолет Макарова, отвлечь на себя внимание в момент, когда Шмонов будет целиться в Горбачева. Но в самый последний момент, уже на площади, приятель испугался расстрела и ретировался.
А Шмонов достал платок, высморкался и, убирая платок во внутренний карман пальто, достал ружьецо. Эти манипуляции заметил сержант патрульной милицейской службы Мыльников, он бросился на террориста, стараясь отвести ружье от людей. Шмонов нажал на курок, раздался выстрел — в воздух. Сразу сориентировался начальник охраны генсека Владимир Медведев: он возник как из-под земли и закрыл Горбачева своей спиной, прямо на трибуне Мавзолея. Телевизионщики тоже не сплоховали — не показали этот момент, хотя вели прямой репортаж с Красной площади. В этот момент советские люди видели радостную процессию москвичей. Надо сказать, соратники Горбачева держались мужественно, никто и бровью не повел. Кроме одного — только что избранного мэра Москвы Гавриила Попова. Он смертельно перепугался и спрятался за трибуну.
А Горбачев, поначалу ничего не понявший, спокойно наблюдал с высоты за потасовкой между Мыльниковым и Шмоновым. Последний оказался крепким парнем и сумел выстрелить вторично — на этот раз пуля попала в стену ГУМа. К счастью, он никого не ранил. На помощь милиционеру бросились курсанты и чекисты, и наконец Шмонова скрутили. Его буквально на руках быстро занесли в ГУМ. Там, в специальной комнате, и состоялся первый допрос, который продолжался часа два. По горячим следам террорист немало рассказал следователю. Шмонов откровенно говорил о своих убеждениях, о том, что нужно убивать коммунистов, начиная с Горбачева. Любопытно, что рассказывать о том, что он якобы готов взорвать себя, Шмонов не стал: слишком быстро его схватили, он просто забыл об этом замысле.
Шмонов говорил следователям: «Стреляю-то я неплохо. В армии попадал в „девятку“, диаметр которой всего 15 сантиметров. А на Красной площади шансы у меня были. Целиться, конечно, надо было побыстрее… Жаль, не удалось».
Правда, Горбачев считал эту акцию инсценировкой, которую устроил… всесильный КГБ, чтобы напугать вождя перестройки и отвадить его от демократических реформ. Мол, испугается — и начнет «завинчивать гайки». Кстати, отчасти он так и поступил — конец 1990 года считается временем, когда Горбачев запоздало попытался отказаться от демократизации общества.