Слово в пути

Новоприбывший слышал о мистической Праге, что-то читал в путеводителе, что-то рассказал приятель. По приезде, вглядываясь в кривые улочки и узкие дома, он такую Прагу обнаруживает. Разумеется, это давно уже современный европейский город — и с каждым годом после «бархатной революции» 89-го все более обычный европейский. Возвращение в Европу происходит постепенно, но уверенно: транспорт, сервис, витрины и все прочее, что очерчивает лицо города. Однако при этом ничуть не исчезает магическое очарование Праги — скорее, только усиливается от контрастов.

Прага многослойна. Отступаешь на квартал от торговой улицы, где чешский язык слышен едва ли не реже, чем английский и русский, — и входишь в такую исконную пивную, где на тебя удивленно глядят крестьянские лица, так что становится неловко, будто забрел на чужую кухню, чтобы нахально расположиться там.

Пражские пивные — учреждения сугубо национальные, лицо города и народа, как пабы в Лондоне или кафе в Париже. Правда, время берет свое, и сейчас пивные в центре теряют неповторимую прелесть, превращаясь пусть и в удобные, но унифицированные общемировые заведения. Та же история — с пабами и кафе. Ну, Парижу-то давно стал подражать весь мир, а вот лондонские или дублинские пабы даже на моей памяти за последние два десятилетия утрачивают своеобразие. Прагу новизна и эта самая глобализация тоже одолевают, но надо знать места, и тут нетрудно еще обнаружить замечательную неказистую старину с длинными столами и скамьями, с простым набором красной и зеленой кислой капусты, свиных отбивных, обязательных кнедликов, которые выглядят так аппетитно на страницах «Швейка», а на деле оборачиваются малопривлекательными на вид и вкус ломтями вареного теста.

В Праге одновременно сосуществуют все эпохи и все архитектурные стили — бережно сохраняется все. Город не разрушали, хотя и оккупировали многократно: Прага славна не столько героическим протестом, сколько упорным пассивным сопротивлением. Прага цела еще и потому, что ее не одолевал пафос перестроек. Разгул реформаторства — не пражский стиль. Есть рисунок Иржи Сливы: господин в сюртуке выступает с плакатом «Свобода! Равенство! Братство!», а напротив стоит человек в швейковской шинели со своим лозунгом — «Пиво! Свинина! Кнедлик!»

Турист приходит к «Дому Фауста», разглядывает памятник знатоку каббалистических тайн рабби Лёве, создавшему из глины монстра Голема, — и чувствует, как магическая Прага втягивает и завораживает. С наступлением сумерек в пяти минутах от переполненного народом Карлова моста, в безлюдье угрюмых улочек Малой Страны, где-нибудь вокруг Мальтийской площади, совершается перемещение во времени — туда, во мглу алхимиков и магов. Но с этим пражане всегда сосуществуют: мистика есть часть реальности.

На торгово-туристическом рынке Праги господствует Франц Кафка: его узкое лицо смотрит с футболок, кружек и календарей. Ничего не поделаешь, Кафка известен во всем мире, а моего любимого Ярослава Гашека толком знают еще только в России и Германии. Но повседневная жизнь Праги идет не по коридорам Кафки, а по проселочным дорогам Швейка. Не больные фантазии, а здравый смысл. Не истина отвлеченных идей, а — правда кружки пива, незатейливой мелодии, неторопливой беседы. История глиняного человека Голема возникла в Праге, но для этого города куда характернее рассказ о двух раввинах, которые, проголодавшись, слепили из глины теленка, оживили его, зарезали и съели.

Самостоятельные, себе на уме, чехи в своем языке отвергли иноязычные заимствования, так что полученные по ходу технического прогресса понятия обретали здесь не международное, а свое звучание: аэропорт — летище, радио — розглас. Не забыть бы, наряду с наземным, водным и воздушным транспортом — возидлом, плавидлом и летадлом, мое любимое чешское слово, веселое и уютное — шлепадло: водный велосипед. А как замечательно, что поэт здесь — басник, композитор — складатель, а писатель — списователь. И точно, и очень по-домашнему. Родина по-здешнему — власть. Слово «родина» тоже есть, но означает оно — семья.

Здешнее обаяние — в соответствии человеку. Высота домов и ширина улиц соразмерны жителям. Оттого в Праге даже новичка сразу охватывает ощущение уюта, здесь возвращаешься к норме, как возвращаются домой.

Все это мне тут понятно, и по мере сил я в состоянии более или менее внятно перенести эти рассуждения на бумагу, изложить в словах. Со мной могут не согласиться, сказать, что звучит неубедительно или невыразительно, но такой текст, по крайней мере, имеет право на существование — автора трудно заподозрить в полном слабоумии или в том, что выражается словосочетанием «сам не знает, что хочет сказать». Да нет, вроде знает. Зазор между тем, что хотел сказать и что вышло, — хоть и неизбежен, но не так уж велик. Все-таки когда тридцать с лишним лет занимаешься сочинительством, способностей, конечно, не прибавляется, но, как минимум, техника доходит до нужных степеней, чтобы не слишком наводить ужас (или, того хуже, скуку) на читателя.

Прага в картинках