Слово Ветра

— Где Сава? — с трудом шевелю губами и чувствую, как начинаю по новой задыхаться оттого, что, вместо моих слов, комнату заполняет невнятный хрип.

— Хочешь воды? — мама помогает мне сесть и подносит ко рту стакан.

Мотаю головой, но пью. Точнее, просто увлажняю губы. На большее неспособна: всё вертится перед глазами, а слабость оливковым маслом растекается по телу.

— Где Сава? — повторяю вопрос в надежде, что тот сможет обрести форму слов. — Мне нужно к нему! — но снова выходит глухо и спутанно.

Мать хмурится, пытается меня понять… Но видимо, за эти годы мы стали слишком чужими и незнакомыми.

— Врачи сказали, что ты родилась в рубашке, Нана! Ещё немного и …

— Сава! — окутанный диким ужасом стон сотрясает стены комнаты и наконец достигает цели: мама вздрагивает, словно впервые слышит мой голос.

— Сава? — торопливо уточняет и, глубоко вдохнув, садится на край кровати. — Савелий в соседней комнате. Я едва уговорила его немного поспать. А он изменился…

Мать замолкает. О чём-то думает, наверно, подбирает слова. Я знаю, как она ненавидит Ветрова, но сейчас мне всё равно. Сава здесь, он жив — остальное неважно!

— Марусю твою мы тоже забрали. Она забавная. На тебя маленькую чем-то похожа…

В уголках материнских глаз проступают морщинки, мягкая улыбка не скрывает боли. Неловко мама касается кончиками пальцев моей ладони и, едва сдерживая слезы, тихо шепчет:

— Ты прости меня, дочка, если сможешь…

Не сразу, но киваю. Её равнодушие я простила давно, как и слова все, брошенные сгоряча в самое сердце.

— Я виновата перед тобой, перед Ветровым, перед Игорем…

Кручу головой, не желая слушать. Я не в том состоянии, чтобы выдержать тонну откровений, да и судьба Савы волнует меня сейчас куда больше материнских признаний. Да только мама, как и всегда, сконцентрирована исключительно на себе.

— Я же видела, как отец твой места себе не находил в последние дни, — сжимая мою ладонь, мать с головой окунается в прошлое, а я закрываю глаза и пытаюсь не упустить смысла сказанных ею слов, да только с именем Савы на губах я незаметно проваливаюсь в сон.

Когда я просыпаюсь в очередной раз, мамы в комнате уже нет. В спальне царит полумрак, разбавленный жёлтым свечением ночника, а на тумбочке красуется новый букет с цветами. За дверью раздаётся приглушённый детский смех, в котором,без сомнений, узнаю Марусин. Я вспоминаю слова мамы о крохе и несказанно радуюсь, что моё веснушчатое счастье рядом, что с ней всё хорошо, а судя по брызгам смеха , так и очень.

Я улыбаюсь. От уха до уха. Отмечаю про себя, что делать это становится проще с каждым разом, а потом хочу повернуться набок, чтобы встать, но что-то тяжёлое и горячее буквально прижимает меня к кровати.

Опираясь на согнутую в локте руку, Ветров бесстыже валяется рядом и свободной рукой жадно притягивает меня к себе.

— Привет! — его нежный голос ласкает слух и моментально возвращает к жизни. Лучше, чем лекарство. Полезнее, чем самый крепкий сон.

— Привет! — я разворачиваюсь в объятиях Ветра и тут же без остатка утопаю в глубине любимых глаз. Самых необыкновенных, незаменимых, неповторимых. — Что ты здесь делаешь?

— Охраняю твой сон, спящая красавица — уголки губ Савелия растягиваются в улыбке.

— И долго?

— Ага! Поспать ты не промах, — довольно смеётся, бережно заправляя прядь моих спутанных волос за ухо.

— Я думала, что уже не проснусь, — делюсь страхами и знаю: Сава понимает меня, как никто другой.

— Я тоже, — безмятежная улыбка на его лице сменяется почти ощутимым напряжением.

Мы молчим, и мыслями невольно уносимся в прошлое. Тёмное. Безнадёжное. На грани жизни и смерти. В нос бьёт удушливый запах воспоминаний, а глаза напротив наливаются горечью и слепым отчаянием.

— Мне впервые было так страшно, — признаётся Сава, а я только сейчас замечаю на его лице следы борьбы с Булатовым — желтоватые разводы синяков и уже затянувшиеся ссадины. — Мир треснул в один момент, понимаешь? Без тебя стал навеки чёрным и бессмысленным. Я думал, что ты сдалась. Проклинал себя за чёртово бессилие и молил небеса, чтобы и меня забрали к тебе.

Каждое слово — лезвием по нервам. Мне даже слушать Саву больно — страшно представить, что испытал он в тот момент.

— А потом?

— А потом ты бессвязно пробубнила, чтобы Федька заткнулся, — со слезами в уголках глаз смеётся Сава. — Это псих колотил обрывком трубы по двери, чтобы мы не думали засыпать.

Я тоже улыбаюсь. Ничего не помню, но представляю напыщенное лицо Грачёва и смеюсь.

— Похоже, он взял за правило мешать нам спать!

— Я ему возьму! — усмехается Ветров и оставляет невесомый поцелуй на кончике моего носа.

— А дверь? — как бы тошно мне ни было возвращаться в ту ночь, я хочу знать.

— А за это Осину спасибо!

— Осину? Отцу Влада? — брови сходятся на переносице.

— Не помнишь, как он орал под дверью всевозможные комбинации цифр?

— Нет, — непонимающе хмурюсь. — Я же так до него и не доехала тогда… А как он… откуда?

— Свёкор твой продал дом, да и бизнес тоже— финансовые проблемы. А в тот день, когда ты ему звонила, он как раз прощался с прежней жизнью, отчаянно заливая горе алкоголем.